Я так сильно его ненавидела.
Тарин замечает все чувства, которые я хочу игнорировать, всё, что мешает мне притворяться.
— Мы заключили соглашение, — говорю я ей, что достаточно близко к истине. — Кардан позволяет мне быть его сенешалем. Чтобы у меня было высокое положение и власть, а Оук был в безопасности. — Я хочу сказать ей всё остальное, но не рискую. Она может сказать Мадоку, или даже Локку. Я не могу поделиться своими секретами, даже чтобы похвастаться.
И я признаю, что отчаянно хочу похвастаться.
— И взамен ты дала ему корону фейри, — Тарин смотрит на меня так, словно поражена моей сделкой. В конце концов, кто я такая, чтобы решать, кто должен сидеть на троне Эльфхейма? Всего лишь смертная девушка.
Мы можем получить власть, только забрав ее.
Вряд ли она знает, насколько я была самонадеянной, совершая всё это. Я украла корону фейри, я хочу сказать ей. Верховный Король, наш старый враг, Кардан, под моей властью. Но, конечно, я не могу рассказать это. Иногда кажется опасным даже думать об этом.
— Нечто подобное, — говорю я вместо этого.
— Должно быть, это тяжёлая работа — быть его сенешалем. — Она оглядывает комнату, и я задумываюсь о том, как видит это она. Я живу в этих комнатах, но у меня нет слуг, если не считать слуг из самого замка, которых я редко пускаю внутрь. Чашка чая стоит на книжной полке, на полу лежат тарелки и блюдца с кожурой фруктов и корками хлеба. Одежда разбросана там, куда я её бросила сразу после того, как сняла. Книги и бумаги лежали на каждой поверхности. — Ты раскручиваешь себя, словно катушку. Что будет, когда нитки закончатся?
— Тогда я буду крутиться больше, — говорю я, продолжая метафору.
— Позволь мне помочь тебе. — Говорит она, сияя.
Мои брови поднимаются:
— Хочешь сплести нить?
Она закатывает глаза.
— О, давай уже. Я могу делать то, на что у тебя нет времени. Я вижу тебя во Дворе. У тебя есть, может, два хороших дублета. Но я могла бы принести тебе некоторые твои старые платья и драгоценности — Мадок не заметит, а даже если и заметит, то не будет возражать.
Фейри всегда отдают друг другу долги за нарушение обещаний и обязательств. Повзрослев, я понимаю теперь, что она предлагает мне — отдачу долга, а не извинения.
— У меня три дублета, — говорю я.
Она поднимает брови.
— Ну, тогда, думаю, тебе больше ничего не нужно.
Я не могу не удивиться тому, что она пришла сейчас, сразу после того, как Локк стал Мастером Пирушек. И раз уж она всё еще живёт в доме Мадока, мне интересно, к каким политическим убеждениями она расположена.
Мне стыдно за эти мысли. Не хочу думать о ней так, как я должна думать обо всех остальных. Она — моя близнец, и я скучала по ней, надеялась, что она придёт, — и вот она пришла.
— Хорошо, — говорю я. — Если хочешь, можешь принести мои старые вещи. Это было бы здорово.
— Хорошо! — Тарин встаёт. — И должна признать, было очень трудно не спросить, откуда ты пришла или как тебя обидели.
Я улыбаюсь — широко и по-настоящему.
Она протягивает руку, чтобы погладить тело плюшевой змеи.
— Я люблю тебя, ты знаешь. Как и мистер Хисс. И никто из нас не хочет остаться позади в твоём прошлом.
— Спокойной ночи, — говорю я ей, и когда она целует мою ушибленную щёку, я крепко её обнимаю.
Как только она ушла, я беру свои мягкие игрушки и сажаю рядом со мной на ковёр.
Раньше они были напоминанием о том, что было до Фейриленда, — время, когда всё было нормально. Когда-то они были утешением для меня. Я долго смотрю на них, а затем одну за другой бросаю в огонь.
Я больше не ребёнок, и мне не нужен комфорт.
…
Как только это сделано, я ставлю перед собой маленькие мерцающие стеклянные флаконы.
Митридатизм — так называется процесс, с помощью которого нужно принимать яд в маленьких дозах, чтобы организм постепенно привыкал к полной дозе. Я начала еще год назад, — как еще один способ исправить мои недостатки.
Но были и побочные эффекты. Глаза сияли слишком ярко. Полумесяцы на ногтях становились голубоватыми, будто бы моя кровь не получала достаточно кислорода. Мой сон странный, полный слишком ярких снов.
Капля кроваво-красной жидкости румяного гриба, который в полной дозе вызывает смертельный паралич. Лепесток «сладкой смерти», сон от которого может длиться сто лет. Дух-ягода, которая заставляет кровь гнаться с сумасдшедшей скоростью и вызывает дикость, прежде чем остановить сердце. И кусочек вспоглощающего волшебного плода — фрукта фейри, который затуманивает разумы смертных.