Тео фыркнул.
— Где, в клубе?
Феде тряхнула волосами и, наклонилась к нам, понизив голос.
— В клубе Наварро. Вы ведь знаете, кто такой Рафаэль, верно?
— Да, да, я все это слышала. Главарь банды или наркоман в программе защиты свидетелей. Об этом мужчине ходит миллион слухов. Держу пари, реальность чертовски скучна. Он, наверное, маленький богатенький принц с трастовым фондом, играющий в бизнесмена. — Проворчала я, протирая стойку, не замечая как над моим плечом нависла Таня, наш пугающий администратор. Тео бросил на меня многозначительный взгляд, и я прикусила губу, приготовившись к ее сокрушительному выпаду.
Она положила руку на бедро и ухмыльнулась.
— Думаю, Лори попала в точку. Загвоздка в том, что Рафаэль сам распространяет слухи.
Слава богу, сегодня Таня была в лучшем настроении, чем вчера. Она заставила меня убираться в мужском туалете трижды за час, потому что застукала с телефоном в руке.
Мгновение спустя ее беззаботное выражение исчезло, и вернулось жесткое рабочее лицо стервы.
— Ладно, хватит болтать, вы трое. Пора начинать.
Всю дорогу домой я чувствовала холодок на спине, как будто кто-то наблюдает за мной. Я прокляла свою скупость и отказ от автобуса, и поспешила домой. К тому моменту как я добралась, шел мокрый снег, и ледяные капли оседали на моей голове, заставляя меня мерзнуть и дрожать. Онемевшие пальцы шарили по замку, пока я пыталась вставить ключ. Было еще не поздно, но уже темнело.
Там! Какое-то движение за машиной — это был человек?
Я заморгала в сером сумеречном свете и попыталась разглядеть приседающую фигуру. После нескольких минут бездействия я отперла дверь и вошла внутрь. Отлично. Я шарахалась от теней. Мне было не привыкать чувствовать, что за мной наблюдают или что мне угрожают. Генри и наши годы в бегах вселили в меня постоянную тревогу, которая никогда не спала. Нью-Йорк был опасным городом. Я не могла позволить своей паранойе парализовать меня. Я должна была продолжать жить.
Я взбежала по лестнице в свою квартиру, пытаясь разогнать кровь по конечностям. Погода была отвратительной. Если бы я заболела, то потеряла бы все, что сэкономила на проезде в автобусе, из зарплаты и чаевых — не то чтобы я стала бы обращаться к врачу. Я никогда не обращалась. Я была засранкой, которая еле волочила ноги всю смену, кашляя и чихая, потому что мне не оплачивали больничный и я не могла позволить себе взять отгул.
Я открыла дверь и вошла, на ходу сбрасывая пальто. Мне нравилось носить носки, и я ненавидела мокрые сюрпризы, связанные с хождением по ледяным лужам. Я сняла ботинки и повесила пальто у двери. Включив верхний свет, я двинулась вперед, но потом остановился.
В тесной однушке царила странная атмосфера, словно кто-то здесь побывал.
— Генри? Ты дома? — позвала я, вглядываясь в тени в поисках признаков присутствия моего отца.
Ответа не последовало, и моя кожа покрылась ознобом. Генри не был аккуратистом и не отличался чистотой и опрятностью. Мой взгляд остановился на поверхностях. На сушилке стояла перевернутая чашка, как будто кто-то вымыл ее и оставил сушиться — кто-то, кто не был мной. По моим венам поползла тревога. Что-то было не так, и я не могла понять, что именно.
Я побродила по квартире, проверяя вещи. У меня не было ничего, что можно было бы украсть, но местные наркоманы, как известно, брали самые случайные вещи, когда хотели быстро подзаработать. Тем не менее, в моей квартире мало что можно было продать. Если я завтра запру дверь и никогда не вернусь, я не потеряю ничего, кроме своих дневников.
Я вошла в свою комнату, и ощущение неправильности усилилось. Подойдя к простыням, осмотрела их на предмет наличия складок. Я не заправила постель этим утром, поэтому было нелегко определить, прикасались ли к чему-нибудь. Черт, я и в лучшие времена была такой же неряшливой и неорганизованной. Выдохнув, я села и прислонилась к стене. У меня была паранойя. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, внезапно почувствовав в воздухе сладковатую пряность, похожую на черную вишню и темный шоколад. Я поднесла рукав к руке и вдохнула. Должно быть, подхватила аромат в клубе.
Снаружи мокрый снег перешел в ливень. Я зарылась под тонкое покрывало — к черту рабочую одежду — и закрыла глаза. Мне следовало бы поужинать или заняться чем-то продуктивным, но та часть меня, которая была напугана, хотела спрятаться под одеялом. В этот вечер я решила позволить себе поваляться в постели. Жизнь была чертовски изнуряющей.