Я отвернулась от кухонной арки и оцепенело побрела по коридору к своей комнате.
Кирилл женится?
Судя по всему, на представительнице влиятельной мафиозной семьи. Он знал это и все равно привез меня сюда? Это не могло быть правдой. Должно быть, произошла ошибка.
Нет, разумеется, нет никакой ошибки. Он обещал сломать тебя, и это только начало. Ты — идиотка, которая поверила, что сможет его спасти.
Нет, не может быть. Он не привез бы меня сюда, чтобы удовлетворить свое желание ко мне, а после бросить из-за брака с другой. Нет.
Я закрыла дверь в свою комнату, слезы хлынули из глаз. Я ненавидела плакать и обычно изо всех сил сопротивлялась этому, но сейчас не могла. Не было кнопки отключения той истерии, которую вызвал во мне этот разговор.
Слезы текли по моим щекам, и я закрыла лицо руками, прежде чем, пошатываясь, направиться в ванную. Я включила душ, так как громкие рыдания грозили вырваться на волю. Последнее, чего я хотела, это чтобы Макс услышал и доложил Кириллу. Он бы ворвался сюда и заставил меня рассказать ему о том, что я услышала. Тогда от правды было бы не скрыться. Мне стало дурно.
Я плакала по Кириллу семь долгих лет, и впервые с тех пор, как он нашел меня, я плакала из-за него. Я не плакала, когда он выследил меня, обманул и притащил сюда, но теперь я наверстывала упущенное.
Мое сердце разрывалось в груди.
Что за идиотка. Я верила, что он все еще там, мой лучший друг, моё первое всё. Я погрузилась в его порочность ради шанса снова увидеть того мальчика, но его не было. Остался только закоренелый преступник, затаивший обиду. Как он, должно быть, смеялся надо мной за моей спиной.
Пока шумел душ, я сняла с себя одежду, слезы падали на голую грудь, и залезла в кабину. Вывернула кран с горячей водой на максимум и задрожала под струями.
Я потеряла счет тому, как долго стояла там, обжигая кожу, пока вода смывала соль с моих щек. Я крепко обхватила себя за талию — единственное доступное мне утешение, — и постепенно решимость проникла в мои кости.
Этому есть объяснение. Должно быть.
Но что, если его нет?
Я закрыла глаза и с силой впилась ногтями в ладони. Мне хотелось закричать, но Макс услышал бы. Вместо этого я молча кипела от злости, стоя под водой.
Когда слезы иссякли, как всегда, за ними последовал гнев. Я вышла из душа и грубо провела полотенцем по розовой, саднящей коже, прежде чем вытереть пар с зеркала. Мой взгляд встретился с моим жалким отражением. Боже, я все еще оставалась наивной после всего, что преподнесла мне жизнь. Для такого нужно быть особенной дурой.
Мои глаза были опухшими и красными, а щеки покрылись пятнами. На шее красовался синяк от рук Кирилла. Мое тело свидетельствовало о том, насколько я была готова позволить самопровозглашенному монстру обладать мной. У меня были следы укусов, синяки и засосы. Самым испорченным было то, что я знала, что его тело было таким же. Он врывался в меня, а я отвечала. Все потому, что я тешила себя надеждой, что в глубине души он все еще любит меня.
Тогда хватит позволять ему обладать тобой.
Гордость, как рычащий зверь, металась в моей голове, прожигая праведный путь стыда и разочарования.
Я отвернулась от зеркала и пошла в свою спальню. Подойдя к шкафу, я распахнула его. Ясно было одно: я больше не допущу, чтобы он командовал мной, и начну с платьев, проклятия моего гребаного существования.
Я сорвала с вешалок несколько прозрачных платьев и длинными, яростными рывками раскромсала материал маленькими ножницами, которые нашла в ванной.
Если он обманул меня, я стану ядом, который застрянет у него в челюсти, осколком стекла, который он не сможет проглотить.
Я резала и рвала, выплескивая каждую каплю своего разбитого сердца на его одежду. Только позже, когда я сидела в куче шелка и рваного шифона, слезы вернулись.
На этот раз я не смогла их остановить.
Кирилл уже сказал мне, что кое-кто из его ближайшего окружения, самые доверенные люди, будут ужинать с нами сегодня вечером. Я льстила себе, думая, что он знакомит меня со своими друзьями, в его извращенной манере. Теперь я понимала, что это не так. Они придут посмеяться надо мной.
Наступило время ужина. Я опоздала на десять минут, потом на двадцать. Наконец, собрав все свое мужество и гнев, я вышла из комнаты. Остаток дня я провела, полируя свою обиду, как драгоценное копье.