— Что там? – спросил я Ивана, поворачиваясь, чтобы прикрыть лицо от ветра на пирсе и прикурить сигарету. Единственное, что мне нравилось на Брайтон-Бич, - это дешевые ароматные сигареты с фруктовым вкусом. Русские были странно прихотливы в одних вещах и крайне жестоки в других.
— Посылка на складе. Петр хочет знать, стоит ли ему начинать.
Неважно, сколько миллионов я заработал в братве, в каком эксклюзивном пентхаусе я жил, на каких шикарных машинах я ездил или какие секреты я хранил о богатых, влиятельных людях, управляющих этим городом, - дело моей жизни всегда сводилось к одному: наводить страх и сеять хаос. Убийства - это, конечно, хорошо, и им было место в моей повседневной деятельности, но страх - это совсем другой уровень. Каждый человек способен убить, но только некоторые могут внушить страх. Есть предел боли, но нет предела страху. Я преуспел в том, чтобы управлять им, как оружием, с хирургической точностью.
Молли, я все-таки нашел свое жизненное призвание. Мой единственный настоящий талант.
Однажды я планировал продемонстрировать ей его лично.
Склад, который братва использовала для грязной работы, находился недалеко от пирса. Это было заброшенное, обветшалое здание, которое провисало и гнило, пахло морской солью и заплесневелым попкорном. Шум причала и бесконечных карнавальных игр придавали воздуху извращенную остроту, пока я сидел перед мужчиной, который пытался нажиться на сделке и подставить меня. Никто не переходил дорогу братве Черновых в Нью-Йорке. Никто. Я достал из кармана нож. Мужчина уставился на него. Если я правильно запомнил, его звали Илья.
— Мне нравятся ножи, – сказал я ему непринужденным, приятным тоном.
Взгляд Ильи метнулся в мою сторону, а затем он отвел глаза.
Я подстриг ногти, и без того очень короткие, пока ждал, когда его охватит страх. Он уже был напуган. От него исходил отвратительный запах застарелого пота, смешанный с новым. Но мне нужно было больше. Мне нужно было увидеть его ужас, чтобы насытить зверя внутри себя. Того, что никогда не отдыхал и не наедался досыта. Того, который всегда бодрствовал.
— Ножи бесшумны. В ножах никогда не кончаются пули. – Я покрутил лезвие между ловкими пальцами и наклонился, поднося нож к перевязанной челюсти Ильи. — Ножи - это интимно. Оружие - громкое и безличное, – пробормотал я, проводя лезвием по лицу Ильи и легко разрезая кляп. — Ты знаешь, почему ты здесь?
Илья кивнул.
— Из-за сделки с Варди. Клянусь, Кирилл, я не брал долю. Я бы никогда. Это был не я, – выдохнул он, тяжело дыша.
— Как ты знаешь, если я и ненавижу что-то больше, чем предательство, так это ложь. Ты облажался, Илья. Будь достаточно мужественным, чтобы признать это и понести наказание, – сказал я сквозь стиснутые зубы.
Люди были такими разочаровывающими, и предательство бесило меня больше всего. Психотерапевт, без сомнения, сказал бы, что все началось с Мэллори, но я и так это знал. Мэллори была началом всего этого, и она же станет концом.
— Клянусь, я не знал. Когда он появился, я решил, что он в доле. Я думал, ты знаешь, что он здесь, – умолял Илья.
Я хмуро посмотрел на него, легкая волна любопытства остановила мою руку, прежде чем я вонзил острое, тонкое лезвие в его шею снизу. Мягкое место под языком было моим любимым. Ранение туда не убивало сразу и причиняло жуткую боль, или я так слышал.
— Кто?
— Николай. Это Николай. Он вернулся. Твой брат вернулся, – сказал Илья, его грудь тяжело вздымалась.
Отвлекшись, я вдавил лезвие, и из пореза хлынула кровь, а воздух наполнился едким запахом мочи Ильи. Мужчина обмочился. В смерти не было достоинства.
Я выдернул нож из его кожи, и он закричал. Я вытер лезвие о свои черные джинсы, мысленно погрузившись в его откровение.
Николай. Мой брат. Ну, сводный брат, и даже это было слишком близким родством, на мой взгляд. В то время как я был жесток в управлении делами с братвой отца, Нико был безумен. Возможно, то, что он рос с нашим отцом с самого раннего детства и видел кровь, убийства, хаос и разврат, сломало что-то внутри него, слишком фундаментальное, чтобы это можно было исправить. Он был опасен и абсолютно непредсказуем. И все же, как только Илья произнес его имя, я понял, что отец, должно быть, осведомлен о его возвращении. Виктор знал обо всем, что происходило в этом городе, в том числе и о том, где находится его сумасшедший сын. Это означало, что он снова что-то от меня скрывает. А это никогда не было хорошо.
— Выясни всё, что сможешь, о Нико, но не дай никому из людей Виктора узнать об этом.
Я вышел со склада, вытирая окровавленные руки тряпкой и бросая ее в огонь, горящий в канистре на улице.