Я принялся за работу над его рукой, и Генри закричал. Я наслаждался его криками гораздо больше, чем рассказом о его версии прошлого.
Час спустя, когда ненависть, леденящая мою кровь, наконец остыла, я откинулся на спинку стула и вытер руки о тряпку, которую дал Иван. Мои предплечья были запятнаны в красный, а одежду следовало сжечь. Генри почти не приходил в сознание, то погружаясь, то выходя из сладкого забвения. Последние полчаса я удерживал его на краю, ни разу не позволив ему отключиться.
— Вложить столько времени и усилий в побег, чтобы Мэллори оказалась причиной его конца. Надо же, – пробормотал Генри, его голова покачивалась, как стебель на ветру. — Она никогда не отказывалась от тебя, глупая девчонка. Но теперь, когда я вижу тебя, я всё понимаю. Ты умер той ночью, не так ли? Парень, которого она любила. Какая-то никчемная звезда атлетики, тот, из-за кого она планировала сбежать, чтобы выйти замуж и промотать свое наследство. Я знал обо всех ее планах, понимаешь? Она считала себя такой умной, пытаясь скрыть свои намерения. Она никогда не знала, как перестать любить кого-то, даже когда это причиняло ей боль. – Генри снова покачнулся, его глаза затрепетали.
— Прямо как в случае с тобой, – заметил я. — Она никогда не переставала любить тебя, хотя все, что ты делал, – это причинял ей боль.
Генри усмехнулся, и это было жуткое зрелище на его залитом кровью лице.
— Тогда, похоже, у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь, Кирилл Чернов.
Черное облако гнева и жажды крови клубилось в моей голове, пока я направлялся в пентхаус. Слова Генри впились когтями в мою грудь и не хотели отпускать. Черт возьми, я уже знал, что они будут преследовать меня.
Макс сидел на кухне.
— Как все прошло?
— Как и ожидалось, – огрызнулся я. Я схватил бутылку воды из холодильника и сделал несколько больших глотков.
Его взгляд упал на мои руки, все еще окровавленные и сжимающие пластик.
— Он жив?
— Пока что. Где она? – Макс быстро опустил глаза, и напряжение сковало мое нутро. — Что?
— Она расстроилась, когда мы вернулись. Мне пришлось дать ей успокоительное.
Я уставился на Макса, гнев пульсировал у меня под кожей.
Макс заерзал.
— Я не прикасался к ней, за исключением этого, и не давал ей много. Она сама себя расстраивала. – Я не отводил от него взгляда, пока он не двинулся в сторону двери. — Думаю, я тебе больше не нужен, так что оставлю тебя одного.
Я напрягся, услышав звук открывающейся двери в коридоре.
— Ты связал ее?
— Нет, она была накачана, – быстро сказал Макс. По выражению его лица я понял, что он облажался.
В дверях появилась Молли, выглядя чертовски растрепанной. Ее одежда была помята, а волосы диким спутанным облаком лежали на плечах. Ей следовало умыться, её взгляд все еще оставался затуманенным из-за сна и недавно принятого успокоительного. Я почувствовал дрожь до самых костей, когда ее глаза встретились с моими. Это был первый по-настоящему честный взгляд, которым мы обменялись за семь лет. Я знал, что выгляжу ужасно. Ее взгляд упал на мои обнаженные предплечья, все еще покрытые кровью, размазанной по чернилам, которыми была вытатуирована моя история на руках.
— Это твоего отца, – неожиданно для себя сказал я. Похоже, сегодня был вечер жестокой честности.
Мэллори сглотнула, и ее нежное горло дрогнуло.
— Он мертв? – ее голос оказался сильнее, чем я ожидал. Она не плакала и не умоляла. Она стояла, расправив плечи и подняв голову, как королева.
— Пока нет. Я обещал тебе, что однажды сравняю счет с Генри. Я сделал это для тебя, сдержал свое слово, как и всегда. Ты не поблагодаришь меня? – от моего сухого сарказма на ее бледные щеки вернулся румянец. Ах, вот и она. Моя сердитая девочка.
Каким-то образом ей удалось удержаться от ответа на это заявление.
— Ты собираешься убить его?
— Я еще не решил, – отрезал я. — А что? Хочешь умолять меня пощадить его?
— А ты бы послушал, если бы я это сделала? – спросила Молли, склонив голову набок.
Я не мог смотреть в эти зеленые глаза. Они видели слишком много.
Поэтому повернулся к бару позади себя и налил щедрую порцию янтарной жидкости в граненый хрустальный бокал.
— Почему тебя это волнует? Насколько я помню, ты ненавидишь своего отца.
Она покачала головой.
— Я никого не ненавижу. Даже тебя.
Я не смог сдержать мрачный смешок, поднимающийся в моей груди.
— Какой позор для тебя, принцесса. Ты не ненавидишь его, и ты не ненавидишь меня… но ты будешь. – Я щелкнул пальцами в сторону Макса и остальных охранников, дежуривших возле кухни. — Оставьте нас.