— В мастерской на Карольковой.
— Паспорт?
— Забыл дома.
— Паспорт. Удостоверение с работы, — флегматично повторил сержант. Парень принялся рыться в карманах и вытащил какой-то клочок бумаги.
— Что вы мне суёте! — голос сержанта задрожал от злости, лицо вспыхнуло. — Справку о прививке против тифа двухгодичной давности? Слушайте, если вы сейчас же не предъявите мне документы, то недели три не выйдете отсюда! До суда за бродяжничество.
Парень пожал плечами и вытащил потрёпанный клеёнчатый кошелёк, из которого извлёк справку о прописке. Сержант посмотрел и сказал со злой усмешкой:
— Ах ты ж… Счастье ваше… Что же вы врёте? Вы ведь живёте на Кавенчинской?
— Это теперь, — криво усмехнулся парень. — А раньше на Медзяной…
Сержант что-то записал, потом заявил:
— Если хотите подать заявление об избиении, то это сюда, к нам. А за хулиганство на улице и за попытку ввести в заблуждение представителя власти мы вас привлечём к ответственности. А теперь убирайся отсюда, ты… потерпевший!
Парень накинул куртку и вышел. У стоящего возле двери милиционера зловеще заблестели глаза и сжались кулаки.
— Потерпевший… — прошипел он, — я бы тебе показал, если бы не моя форма. Нельзя сейчас!
Сержант обратился к Гальскому и журналисту:
— Панове, прошу за мной.
Он привёл их в небольшую комнатку. Все трое остановились возле письменного стола.
— Итак, пан доктор, — начал сержант, — о чём это вы так загадочно разговаривали?
Гальский закурил сигарету.
— Видите ли, пан сержант, — ответил он, — я всю неделю дежурю ночью. Замещаю больного коллегу. И езжу. Первый раз в Рембертов, три дня назад — на Грохув, два дня назад — к кинотеатру «Охота», позавчера — на вокзал в Подкове Лешней, вчера — в универмаг на Служевце. И каждый раз застаю там кого-то, сражённого молниеносным апперкотом, с разбитым подбородком, безжалостно потоптанного ногами. И никто из свидетелей не может объяснить, что случилось, когда, как и кто был виновником. Все видели какую-то тень, стремительную, словно молния, все вспоминают мгновенно нанесённый удар, какую-то невыразительную стёртую фигуру, ловкую, как чёрт. То говорят о могучем великане, то о человеке небольшого роста. Никто не знает ничего, абсолютно ничего! Одно несомненно: каждый раз на земле остаётся потерпевший, и этот потерпевший всегда изувечен наподобие нашего сегодняшнего клиента. Итак, напавший, хулиган, негодяй, становится беспомощной, потерявшей сознание, избитой жертвой. И кто знает, не будут ли со временем оставаться на месте и трупы! — закончив рассказ, Гальский сунул в рот сигарету и сделал крепкую затяжку.
Сержант тёр себе лоб.
— Месть? Кровавые разборки каких-то отбросов города? — откликнулся он.
— Неужели? — скептически ответил журналист. — Прошу учесть, сержант, что это не какой-то частный случай, а целая серия действий, объединённых обстоятельствами и способом. Широта масштаба и условия, в которых всё происходит, скорее свидетельствуют… — журналист колебался.
— О чём свидетельствуют? — остро переспросил сержант.
— Я ничего не хочу подсказывать, — медленно проговорил Гальский. — У нас есть только неопределённые данные, наблюдения, предположения. Но мне кажется, что тут… какая-то организованная компания. Впрочем, не знаю. Возможно, я ошибаюсь, но меня, знаете, интересуют необычные и небудничные дела. Такая, видите ли, прихоть…
Сержант, казалось, ушёл в свои мысли.
— А сегодня? Что произошло сегодня? — отозвался он, словно бы обращаясь к самому себе.
— Да. Что мы, собственно, знаем о сегодняшнем происшествии? — подхватил журналист. — Студент-политехник говорил о человеке невысокого роста, пан Калодонт — о великане, да ещё и с львиной гривой. Ну и о глазах. Огненные, пылающие, светлые, пронзительные — глаза убийцы или святого, разве не так?
— А это уже что-то новое, — заявил Гальский. — Глаза, рост, львиная грива — это всё новые элементы.
— Ничего нового, — скептически усмехнулся журналист. — По сути, какой рост? Какие глаза, а главное, — чьи они? Прошла неделя с тех пор, как доктор Гальский рассказывал мне за столиком кафе о своих первых наблюдениях и мыслях, а мы знаем всё то же — не знаем почти ничего…
— Всё нормально, — заявил сержант. — Благодарю вас, панове.
После их ухода он снял телефонную трубку и набрал номер Главной команды городской милиции.
— Какое-то письмо тебе, Марта.
Худенькая немолодая женщина подошла к аккуратному комоду и вытащила из-под вазы прямоугольный конверт. Марта вскрыла его и прочитала: