«Уважаемая панна!
Очень признателен за благодарность. Меня страшно интересует Ваше самочувствие, но, думаю, оно едва ли требует такого немедленного вмешательства, чтобы звонить на скорую помощь. Сам не знаю — радоваться этому или печалиться. Жажду также довести до Вашего сведения, что найдены новые сенсационно чудотворные лекарства от болезней печени.
Сердечно жму Вашу руку
Марта зажмурилась. Ей понравились сдержанность и тактичный юмор письма, который своей нарочитой наивностью что-то маскировал, и это «что-то» понравилось Марте больше всего. Где-то близко от сердца пронеслась лёгкая тень тревоги. Она подумала о Зеноне, собиралась даже спросить, не оставил ли он для неё записки. Хотелось высказаться, и Марта уже формулировала свою мысль, когда внезапно, сама не зная почему, спросила:
— Как ты себя чувствуешь, мама?
Сказала и прикусила губу. Она поняла: это неминуемо. «Как фатум в греческих трагедиях», — попыталась шутить Марта.
— Знаешь, не очень хорошо. — Пани Маевская сняла очки и отложила работу. — Дня два было полегче после этих лекарств, а сегодня, в конторе, снова заболело…
— Кажется, открыты новые лекарства против болей в печени. — Марта задумчиво подошла к окну. — Боюсь только, не оказывают ли они побочного действия…
— Возможно. В таком деле всегда нужно консультироваться с врачом. Я ни о каких новых не слышала…
— Я узнала об этих лекарствах только что…
— В конце концов, что там лекарства… В моём возрасте нужно просто заменять печень новой, а старую сдавать в капитальный ремонт, как говорят шофёры.
— А, может, всё-таки? Что-то новое. Ты же знаешь, мама, современная медицина…
— Дорогая, я буду принимать всё, что ты мне принесёшь. Не знаю, представляешь ли ты себе, как мне надоела эта боль. Я готова на всё, только бы помогло.
— Но я не готова, — прошептала про себя Марта и повернулась к матери. Она стояла против неё, стройная, грациозная, как статуэтка, на фоне кретоновой шторы. — Дело в том, что эти побочные воздействия касаются не непосредственно больного, мамочка. Но не обращай на меня внимания, дорогая, — у меня сегодня день капризов, день глупых шуток. А теперь я иду на тренировку к Зенону, хорошо?
Пани Маевская надела очки и снова спокойно продолжала вязать. Между ней и Мартой существовало соглашение по поводу таких «капризных дней». Первый его параграф гласил: в такие дни ничему не удивляться. Этот параграф стал основой прекрасной семейной гармонии и большой взаимной любви.
Вечер был холодный, но приятный. Ей нравилось идти по знакомым, любимым улицам. Марта любила свой район, любила в беспорядке разбросанные виллы на Фраскате, широкий фрагмент эскарпа над Центральным парком, старинный, побелённый, очень польский, дом бывшего сената… Она знала все здешние закоулки и проходы. В этом районе было чисто и спокойно, очень уютно. Марта свернула с Вейской под арку дома сейма, миновала Министерство коммунального хозяйства и спустилась по Лазенковской вниз. Возле дома сейма обжитая часть района неожиданно заканчивалась: здесь тянулись спортивные площадки, разделённые оградами из железной сетки или толстых прутьев. Парк Собеского, в глубине Охотничьей — теннисные корты, арены и многоярусные крытые трибуны стадиона Войска Польского, затем тёмный массив бассейна — все эти места, солнечные и зелёные летом, производили сейчас гнетущее впечатление. Пустынное тёмное пространство, очертания, тонущие в полумраке, широкие безлюдные улицы, тишина малолюдной окраины, которую время от времени нарушало только шуршание о мостовую троллейбусов, — всё это почему-то настораживало. В самом центре пейзажа возвышались руины большого костёла.
Проходя мимо руин, Марта подумала, что тут ужасно неприятно. «Нервы, — сказала она себе, — просто следствие последних событий».
За костёлом начинался троллейбусный парк. Тихие тёмные троллейбусы стояли мирными рядами, словно спящие гиппопотамы. Сразу же за парком засветились колеблющиеся огни, из глубины большой площадки донеслись звуки вальса «Конькобежцы». Перед высоким дощатым забором стояли кучки молодёжи. Марта облегчённо вздохнула.
— Майка! — крикнул юноша в пальто, из-под которого виднелся зелёно-чёрный хоккейный костюм. — Что с тобой такое? Я тебя никак не дождусь…
— Как поживаешь, Зенон? — Марта поднялась на цыпочки и поцеловала Зенона в щёку. — Мой мальчик, кое-кто тяжко трудится, не говоря уже о домашних обязанностях примерной дочки.
— Ну, труд — вещь почётная, — усмехнулся Зенон. — Пойдём, немного погреешься в нашей раздевалке. Как мама?