Полутемная улица почти опустела; в такое время все почтенные жители Коммориума наслаждались ужином. Камни повернули налево, набрали скорость и, едва касаясь мостовой, понеслись к окраинным кварталам, за которыми простирались дикие джунгли. Чтобы схватить беглецов, придется бежать что есть духу. Отдуваясь и пыхтя от непривычных усилий, ростовщик не сдавался и, не жалея себя, возобновил погоню; но несмотря на его поистине героическую стойкость, изумруды с возмутительной легкостью и сверхъестественным умением не давали приблизиться и спокойно катились дальше, издавая мелодичный звон каждый раз, когда касались мостовой. Ошеломленный, полный ярости Авусл Вутокван вскоре стал задыхаться; пришлось бежать медленней, и он опасался, что потеряет из виду беглецов, но удивительное дело – словно сообразуясь с ним, камни тоже убавили скорость, постоянно держась на одинаковом расстоянии от преследователя.
Ростовщик уже начал терять надежду. Погоня привела его в отдаленные кварталы Коммориума, служившие прибежищем разному сброду – ворам, убийцам, бродягам и нищим. Тут ему повстречалось несколько местных жителей весьма подозрительного вида. Разинув рот от изумления, они смотрели на катящиеся по дороге изумруды, но никто не попытался остановить его. Чем дальше от центра города, тем меньше и грязнее выглядели доходные дома по обе стороны улицы, а пустыри между ними становились все обширнее; вскоре ему попадались лишь укрывшиеся под сенью высоких пальм редкие лачуги, в которых брезжил осторожный огонек, едва пробивавшийся сквозь наступившую темноту. По прежнему маня его своим колдовским игривым блеском, камни плавно катились все дальше и дальше, четко вырисовываясь на черном фоне дороги. Однако ростовщику казалось, что он начинает догонять их. Дряблые мускулы ног и тучное тело ныли от непосильной нагрузки, он совсем запыхался но, судорожно втягивая в себя воздух, рвался вперед, подстегиваемый возродившейся надеждой и алчностью. Из-за темной массы джунглей выплыл большой янтарный шар луны и осветил ему путь. Город остался далеко позади; он бежал по проселочной дороге, где уже не встретишь ни человеческого жилья, ни случайного прохожего. То ли от холодного ночного воздуха, то ли от страха, Авусла Вутоквана охватила дрожь, но у него и в мыслях не было повернуть назад. Он все-таки понемногу догонял беглецов, и уже не сомневался, что скоро их вернет. Немыслимая охота так захватила ростовщика, не отрывавшего глаз от маячившей впереди цели, что он не заметил, как свернул с широкого пути. Непонятно когда и где это случилось, но теперь он бежал по узенькой тропинке, петляющей среди гигантских стволов, густая крона которых превратила лунный свет в мелкую серебряную сетку с застрявшими в ней кусками черного дерева фантастической формы. Причудливо изогнувшись и угрожающе нависнув над землей, ветви казались огромными пауками, со всех сторон окружившими одинокого путника. Но ни призрачные страхи ночных джунглей, ни зловещая тишина, царящая вокруг пустынной тропинки, ни смрадный сырой дух, идущий откуда-то из-за деревьев, словно испарения невидимых болот, не заботили ростовщика; он видел лишь манящий блеск драгоценностей.
Расстояние меж ним и изумрудами постепенно сокращалось; игриво звеня, они держались совсем рядом, не давая себя схватить. Ему казалось, что беглецы оглядываются и следят за ним светящимся зеленым взглядом, полным дразнящего соблазна и насмешки. Наконец, наступил решающий момент, но как только ростовщик изготовился к последнему отчаянному броску, они неожиданно пропали, словно поглощенные лесными тенями, что распростерлись на залитом серебристым светом пути подобно черным питонам. Сбитый с толку, ошеломленный ростовщик замер и недоумевающе оглядел место, где исчезли драгоценности. Дорога обрывалась; перед ним зияла широкая черная пасть, ведущая в неведомые глубины. Ощетинившаяся острыми клыками камней, меж которых, словно борода и усы, вилась некая странная поросль, пещера внушала невольный страх; обычно Авусл Вутокван подумал бы дважды и трижды, прежде чем решиться проникнуть внутрь. Но сейчас им владел лишь азарт погони, разжигаемый бешеной алчностью.
Внутри пещеры, так вероломно лишившей его законной собственности, виднелся крутой спуск, ведущий в темноту. Узкий и низкий, он был покрыт какой-то зловонной слизью; но бестрепетно углубившегося в него ростовщика окрыляло зрелище сияющих изумрудов, парящих в темноте и, словно два светляка, освещавших путь. Вскоре перед ним открылся извилистый проход, и здесь Авусл Вутокван снова начал догонять свои неуловимые приобретения; в его бурно вздымающейся груди опять поселилась надежда. Он почти дотянулся до изумрудов, но неожиданно камни с невероятной ловкостью и быстротой скрылись за поворотом; последовав за ними, ростовщик в изумлении и восхищении замер, словно остановленный чьей-то могучей рукой. На несколько мгновений ему изменило зрение из-за таинственного голубоватого сияния, исходившего от стен и вершины пещеры, в которую он попал; но по-настоящему его ослепило многоцветное великолепие, что пылало, сверкало, переливалось и искрилось под ногами ростовщика. Огромное пространство, словно зерно в амбаре, заполнила гигантская груда драгоценных камней, почти достигавшая узкого каменного выступа, на котором он стоял! Казалось, кто-то собрал в этом потаенном месте все на свете рубины, опалы, бериллы, алмазы, аметисты, изумруды, хризолиты и сапфиры. Авусл Вутокван решил, что заметил здесь и свою утраченную собственность, – беглецы безмятежно расположились на вершине ближайшей горки, – но вокруг лежало столько их собратьев, таких же безупречно прекрасных, как его камни, что точно сказать было невозможно. Он не сразу сумел убедить себя, что ослепительная картина, представшая перед глазами – не сон, а реальность. Осознав наконец что не грезит, ростовщик с коротким восторженным воплем спрыгнул вниз, погрузившись по колени в колышущееся, звенящее, сверкающее море. Он набирал целые пригоршни источающих молнии и пламя драгоценностей, потом раздвигал пальцы и любовался на то, как один за другим камни с царственной неторопливостью летят вниз, издавая мелодичный звон при падении. Со слезами радости смотрел он, как подобно ряби на воде, на волнистой поверхности расходятся, искрясь всеми цветами радуги, широкие и сужающиеся круги из драгоценностей, что пылали словно негаснущие угли и неведомые звезды, или вдруг вспыхивали будто внезапный взгляд, распространяя повсюду горящее в них пламя. Ни разу, даже в самых смелых мечтах, ростовщик не грезил о таких несметных богатствах. Он заходился от восторга, лепетал что-то и перебирал свои бесчисленные игрушки, не замечая, что с каждым движением все глубже погружается в сверкающую бездну. Море камней поднялось выше колен и уже смыкалось вокруг тучных ляжек, а блаженство Авусла Вутоквана не нарушила ни одна тревожная мысль. С испугом обнаружив, что новоприобретенные богатства постепенно поглощают его, словно зыбучие пески, ростовщик попытался освободиться и вновь залезть на выступ. Но он лишь беспомощно барахтался, не находя опоры, гладкие камни выскальзывали из-под ног, и он еще больше увяз, а сияющее море уже дошло ему до груди.
Авусл Вутокван осознал невыносимо горькую иронию своего положения, и его охватила паника. Он пронзительно закричал; словно в ответ на его зов откуда-то сверху сразу же донеслось громкое, утробное, зловредное хихиканье. С огромным трудом повернув тучную шею, ростовщик заметил удивительнейшее создание, которое удобно расположилось на выступе, нависшем над грудой драгоценностей. Существо имело несомненно чудовищный облик: оно ничем не походило ни на человека, ни на кого-либо из зверей, богов или демонов, известных жителям Гипербореи. Вид его лишь усилил страх, охвативший ростовщика – оно было огромным, приземистым и бледнокожим, с лягушачьей мордой и мягким, бесформенным словно тесто туловищем, из которого, как у каракатицы, торчало множество длинных гибких конечностей или отростков. Создание лежало на плоском камне, так что его лишенная подбородка морда с широкой, словно липкая щель, пастью нависла над бездной, а холодные немигающие глаза подозрительно ощупывали взглядом пришельца. Авусл Вутокван вовсе не обрадовался, когда странный хозяин пещеры заговорил отвратительно хрипящим и низким голосом, хлюпающим словно растопленный жир мертвецов, стекающий из котла колдуна.