София и Зои, мои старшие сестры, сделали все, что могли. Но теперь они ушли и устроили свою жизнь сами, за что я не могу их винить. Я тоже не хочу здесь быть.
Раздеваясь, я направляюсь в душ. Включив его на полную мощность, я жду, пока поднимется пар, прежде чем встать под обжигающий поток воды в надежде, что боль отвлечет меня от всего, что происходит внутри.
Прижимая ладони к плитке, я опускаю голову, отчаянно пытаясь придумать план, что-то, что утолит эту жгучую жажду мести, которая не утихает.
Я мог бы просто посмотреть на маячок, найти дом и подойти с пистолетом.
Но это было бы слишком легко, слишком безболезненно.
Я страдал почти восемнадцать лет. Одна пуля в голову кажется слишком милосердной после всего, через что он заставил нас пройти.
Это должно быть лучше, чем это. Вот почему я начинаю с его дочери.
Он пытался защитить ее все эти годы назад, так что я не сомневаюсь, что в наши дни это его главный приоритет.
В конечном счете, если я сломаю ее, я погублю его. И это именно то, что мне нужно. То, чего я жажду.
К тому времени, как я принимаю душ и натягиваю чистую одежду, доктор Рози разговаривает с мамой в ее комнате — хотя я ни на секунду не думаю, что она действительно слушает.
«Привет», — говорю я, заходя в комнату и обнаруживая, что она подсела на какие-то жидкости.
«Привет, Себ». Я ненавижу грусть в его голосе, жалость. «Дважды за столько недель», — тихо бормочет он, как будто мне нужно напомнить.
«С каждым визитом тебе нужно будет делать на один меньше», — шепчу я. Мы не можем продолжать в том же духе. Мамино тело сдается после многих лет жестокого обращения. Мне не нужен врач, чтобы сказать мне, чем это закончится. Мне просто нужно, чтобы мне исполнилось восемнадцать до того, как это случится, чтобы избавить себя от всей этой ерунды, связанной с необходимостью быть под чьей-то опекой.
Доктор Рози вздыхает. Я знаю, что он хочет сказать. Он хочет, чтобы мы снова попытались отправить ее в реабилитационный центр. Но после всех предыдущих неудачных попыток я не могу не думать, что мы должны просто позволить ей положить всему этому конец.
Она несчастна. Так было с того дня, как она узнала, что стала вдовой, и с тех пор стало только хуже.
По крайней мере, тогда у нее были маленькие дети, которые немного отвлекали ее. Но теперь, когда ее девочки ушли и остался только я — миниатюрная версия моего отца, напоминающая ей о том, что она потеряна — она полностью сдалась.
Она знает, что пройдет совсем немного времени, и я тоже уйду. Черт, я практически и так живу с Тео, просто чтобы сбежать от всего этого. Только моя вина продолжает возвращать меня назад.
«Спасибо», — говорю я, не нуждаясь в какой-либо лекции от него.
«В любое время, Себ. Ты это знаешь.»
Я киваю, когда он начинает собирать свои вещи.
«Ты знаешь правила», — говорит он, пятясь к двери.
Я знаю. Черт, это случается так часто, что даже мама будет знать, что делать, когда она наконец проснется, и каждый раз злее, чем в прошлый раз, когда я ее спас.
«До следующего раза», — говорю я, мой голос холодный и бесстрастный.
Он исчезает из комнаты, а я стою там несколько минут, просто глядя на ее почти неузнаваемое лицо.
Я могу только представить, что наш отец должен думать о ней сейчас.
Звонок моего телефона отрывает меня от мрачных мыслей, и я вытаскиваю его из кармана, выходя из комнаты.
Сидя здесь и наблюдая за ней, вы ничего не добьетесь.
Я закатываю глаза, когда вижу имя Софии на своем экране.
«Привет, сестренка», — говорю я, стараясь придать своему тону как можно больше легкости.
«Ты в порядке?»
«Тео звонил тебе, да?»
«Он написал мне сообщение, предлагая мне позвонить. Что происходит?»
Я опускаюсь на верхнюю ступеньку и провожу рукой по лицу.
«Доктор Рози только что ушел», — признаюсь я.
«Снова?»
«Да. Становится все хуже.»
«Позволь нам помочь тебе, Себ. Пожалуйста», — умоляет она. Это не в первый раз и, вероятно, не в последний. Она хочет поместить маму в лечебное учреждение, а меня — переехать к ней и ее мужу Джейсону. Было бы прекрасно, если бы они жили достаточно близко, чтобы я мог по-прежнему посещать Найтс-Ридж. Но они этого не делают. И я отказываюсь покидать единственное место, где у меня есть хоть какое-то утешение от остальной части моей жизни.
Это единственное место, где мне постоянно не напоминают о том, насколько дерьмова моя жизнь. Хотя, учитывая, что она сейчас разгуливает по коридорам, моя отсрочка может оказаться короче, чем обычно.
«Я не брошу школу», — возражаю я.