Маркиз де Сад
Злоключения добродетели
***
Философия добьется величайшего триумфа, если ей удастся пролить свет на непостижимые для человека законы Провидения и разгадать предначертанный каждому жизненный путь. Это заставило бы жалкое двуногое создание, бесконечно раскачиваемое из стороны в сторону капризами жестокой судьбы, прислушаться к указаниям всесильного рока и научиться правильно их истолковывать, дабы проложить единственную узкую дорожку, с которой нельзя сворачивать, если желаешь избежать причудливых изгибов той самой фатальности, которую называют двадцатью разными именами, не в силах точно ее определить.
К несчастью, часто случается так, что тот из нас, кто строго следует принципам и уважает нравственные правила, привитые ему воспитанием, сталкивается в жизни из-за испорченности нравов большинства лишь с шипами – розы же достаются злодеям. По этой причине люди, недостаточно стойкие в служении добродетели, вероятно, сочтут более благоразумным плыть по течению, нежели противостоять ему, рассудив, что добродетель, как бы хороша она ни была сама по себе, часто терпит поражение в поединке с пороком, тем самым принося невзгоды и страдания. Значит ли это, что в насквозь прогнившем обществе самый верный способ выжить – это следовать большинству?
Более образованные, кичась своими познаниями, возможно, процитируют ангела Иезрада из «Задига» Вольтера, утверждавшего, что нет такого зла, которое не порождало бы добро, и наверняка добавят, что несовершенная структура рода человеческого такова, что сумма добрых дел равна сумме дел злых и для поддержания равновесия важно, чтобы хорошего было столько же, сколько дурного, и, исходя из этого, не имеет значения, если тот или иной человек будет преимущественно положительным или скверным, и раз добродетель подвергается гонениям, а порок почти всегда сопровождается успехом и несправедливость эта безразлична для общей картины мироздания, то не мудрее ли выбрать лагерь злых, которые процветают, чем очутиться среди добродетельных, которые погибают?
Стремясь опровергнуть эти опасные философские софизмы, мы желаем наглядно показать, как уроки несчастной судьбы добродетели, преподанные душе развращенной, однако сохранившей остатки нравственности, куда вернее способствуют возвращению заблудшей души к добру, нежели обещанные на стезе добродетели высокие почести и блестящие награды. Безусловно, это жестоко: описывать, с одной стороны, многочисленные невзгоды, обрушившиеся на женщину кроткую и чувствительную, которая свято чтит добродетель, а с другой стороны, изображать богатство и процветание той, которая всю жизнь презирает высокую нравственность; однако если из сопоставления этих двух картин можно будет извлечь пользу, то стоит ли автору укорять себя за то, что он решился представить их на суд публики? Должно ли испытывать угрызения совести за то, что просто излагаешь факты, способные подтолкнуть всякого благоразумного читателя к выводу о необходимости подчиниться приказам Провидения, чьи тайные замыслы скрыты от наших взоров, и об умении прислушаться к роковым предостережениям, когда, желая напомнить о невыполненном долге, Небеса нам в назидание карают других, ни в чем не повинных?
Такого рода мысли и чувства побудили нас взяться за перо, и, надеясь на доброжелательность читателей, мы покорно просим немного внимания и интереса к злоключениям нашей бедной и несчастной Жюстины.
Графиня де Лорсанж была одной из известных каждому жриц Венеры, строивших свое благополучие на обольстительной внешности, распутстве и коварстве, а их высокие титулы, свидетельства о которых можно найти лишь в архивах Цитеры, были столь же нагло и бесцеремонно добыты, сколь нелепо и легковерно предоставлены. Это была живая брюнетка, прекрасно сложенная, с необычайно выразительным взглядом черных глаз. Остроумие и в особенности своеобразная манера одеваться придавали ее и без того чувственному облику еще большую пикантность, заставляли с еще большей силой желать такую женщину, какую в ней подозревали.
Впрочем, она получила блестящее образование; дочь крупного торговца с улицы Сент-Оноре, она вместе с сестрой, которая была младше ее на три года, воспитывалась в одной из прославленных парижских обителей, где до пятнадцати лет ни в чем не знала отказа: ни в лучших учителях, ни в советчиках, ни в хороших книгах, ни в развитии своих талантов.
И вдруг в этом опасном для целомудрия юной девушки возрасте она в один день лишилась всего. Из-за полного банкротства ее отец оказался в настолько бедственном положении, что в страхе перед неминуемой расплатой стремительно переправился в Англию, оставив дочерей на попечении жены, которая умерла от горя через неделю после бегства мужа. Немногочисленные родственники, посовещавшись, как поступить с бедными сиротами, выяснили, что у каждой оставался лишь вклад за обучение примерно в сто экю. Было принято решение выдать девочкам то, что им причитается, и предоставить каждой самой распоряжаться своей судьбой.
В ту далекую пору, когда началась история, о которой мы повествуем, госпожа де Лорсанж звалась просто Жюльеттой. В свои пятнадцать лет она была наделена зрелым, трезвым умом тридцатилетней женщины и поэтому была счастлива сознанием полной свободы, ни минуты не задумываясь над пагубными последствиями подобного освобождения от оков.
Жюстина же, ее сестра, едва достигшая двенадцати лет, наделенная нравом печальным и задумчивым, одаренная на редкость нежной и чувствительной душой, не имея взамен притворства и изворотливости сестры ничего, кроме простодушия, чистосердечия и наивности, которые в наш жестокий век неизбежно должны были толкнуть ее в западню, ощутила весь ужас своего положения. Облик этого юного создания совсем не напоминал Жюльетту: насколько в чертах одной просматривались искусственность, манерность и кокетство, настолько можно было любоваться стыдливостью, чуткостью и застенчивостью другой. Девственный лик, огромные голубые глаза, взгляд, исполненный сочувствия к ближним, ослепительная кожа, тонкая и изящная талия, мелодичный голос, белоснежные зубы и прекрасные белокурые волосы – таков набросок портрета этой очаровательной младшей сестры, чья нежная и хрупкая красота являет собой столь тонкое и деликатное произведение природы, что ускользает от кисти, пожелавшей ее отобразить.
Обе сестры должны были покинуть обитель в двадцать четыре часа. Им предстояло самим устраиваться в жизни и тратить полученные сто экю как заблагорассудится. Жюльетта, которая не могла нарадоваться своей свободе, пыталась успокоить плачущую Жюстину, но, увидев, что это не удается, вместо утешения стала ее бранить, говоря, что та просто дурочка и что она не знает ни одного случая, когда такие молодые и красивые девушки, как они, умирали с голоду; она привела в пример дочь их соседа, которая когда-то сбежала из родительского дома и теперь находится на приличном содержании у одного откупщика, имея свой выезд в Париже. Жюстина пришла в ужас от рассказа о таком безобразии, сказав, что лучше умереть, чем следовать подобному образцу, и, как только поняла, что Жюльетта склоняется к тому отвратительному образу жизни, который она так расхваливает, решительно отказалась проживать вместе с ней.
Итак, когда стало ясно, что намерения сестер оказались несовместимыми, они расстались без всякого уговора свидеться в будущем. Разве снизошла бы Жюльетта, претендующая на положение знатной дамы, до общения со скромной девочкой, чей целомудренно-низкий уровень притязаний глубоко ей претил, и пожелала ли бы, со своей стороны, Жюстина рисковать своей репутацией в обществе из-за связи с испорченным созданием, не гнушающимся ни распутством, ни публичным скандалом? И каждая из сестер, взяв свою долю, покинула обитель на следующий же день, как и было условлено.
Жюстина вспомнила, как в детстве она была обласкана портнихой матери, и, полагая, что та посочувствует ее горю, разыскала эту женщину, рассказала о своем бедственном положении и попросила у нее работы, в чем ей было грубо отказано.
– О Небо, – причитала наша бедняжка, – стоило мне сделать первый шаг навстречу людям, как он привел меня к огорчениям... Эта женщина любила меня прежде, отчего же отталкивает теперь? Увы, потому что я бедная сирота... У меня больше нет поддержки, а людей ценят, лишь надеясь получить от них помощь или развлечься с ними.