– А что, дело ты говоришь. Завтра с утра и позвоню.
Ангелина сказала:
– Стоимость от нескольких тысяч? Вещь не уникальная. На расследование не тянет, но неприятности доставить может. Давайте я просто сниму вас на телефон, как вы будете бабуле эту вещь передавать.
На том и сговорились. Марья Кузьминична решила поездку отложить до тех времён, когда внуки домой вернутся: оставлять их одних не хотелось, соседки бы приглядели, но всё-таки пожилые они, могут не уследить. Но по случаю пришлось Зимину жену в больницу на обследование сопровождать, он и предложил ей ехать с ними вместе:
– И свой вопрос решишь, и нам поможешь!
Определив Нину в стационар и позвонив Ангелине, они отправились к Раисе Тихоновне. Вылезая из переполненной маршрутки, Зимин ворчал:
– Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным! Придавило бы бабку в поповском доме вместе с той нечистью риелторской – и не пришлось бы тебе сейчас колготиться!
Присели на скамейку у подъезда, ожидая Ангелину. Вскоре и она подъехала на микроавтобусе телекомпании. Поднялись на второй этаж. Из-за двери слышался спор на повышенных тонах.
– Ну, опять кто-то бабку прибить хочет, – пробурчал Зимин.
– Подождите, не звоните, – остановила его Ангелина. – Я оператора вызову.
Поднялся с камерой оператор, и Ангелина одним жестом отправила стариков в арьергард. Открывшему дверь мелкому мужчине неопределённого возраста она скороговоркой сказала:
– Новогорское телевидение, мы к Щербатовой!
И проскочила мимо него в квартиру, где за столом напротив хозяйки сидел ещё один гость. Представилась. Познакомились. Внучатый племянник, член Союза потомков Российского Дворянства Щербатов. Искусствовед Сойкин.
Оказалось, что спор был как раз о розе. Родственник привёз искусствоведа, чтобы оценить семейную реликвию – подарок Екатерины Великой предку, а Раиса Тихоновна ему в ответ: «Я подарила брошь внучке горничной!»
– Ни фига себе, Кузьминична наша горничная, – вспылил Зимин. – Да Огородниковы по сравнению с вами – королевской крови! Аристократы, блин горелый! Бабку без жилья оставили, на смерть вывезли в развалины, так внук голубых кровей даже не почесался! Деревенские люди бабку у себя поселили, поили-кормили, дерьмо выносили! Она ребёнку эту цацку дала поиграть! Мы возвращали – не берёт! Вот, пришлось в страду ехать, терять время и деньги, чтобы от этой докуки избавиться! Ангелина, снимай! Кузьминична, доставай побрякушку, отдавай – и пошли!
– Золотая брошь с бриллиантами – побрякушка, – поднял брови внучок.
– Золотая, но с хрусталём, – ответила Марья Кузьминична, протягивая брошь хозяйке.
Бабка не взяла. Искусствовед перехватил розу и вынул лупу из кармана:
– Алексей Семёнович, вещь из золота, тут и проба есть, 56-я. Но камни – горный хрусталь. Ориентировочно конец девятнадцатого века.
– Что?!
Выдержка аристократа покинула. Он визжал и ругался, грозил всех посадить. Зимин рявкнул:
– Ишь, грозный какой! Рабочий и колхозница ему артефакт подделали! Серпом и молотом! Ангелина, сняла? Пошли отсюда на хрен!
Остановились у микроавтобуса. Ангелина предложила подвезти – отказались, удобнее на трамвае – и до автовокзала. Оператор поцеловал руку Марье Кузьминичне и долго тряс руку Зимина:
– Респект! Я бы, откровенно, и за бабку бы не подписался, и побрякушку бы возвращать не стал! Но благородных людей ценю!
В последующие дни Щербатов развил бурную кляузную деятельность. Он написал заявление в прокуратуру; он давал интервью в прессе; он разместил материалы о «Золотой розе Екатерины II» на сайте своей дворянской организации: фотографию Раисы Тихоновны 50-х годов с приколотой розой, фотографию её матери 30-х годов, где она тоже была с брошью, только на голове и, что самое неприятное – фотографию Нюси с розой на фартуке.
Тимофей, показавший эту электронную публикацию Марье Кузьминичне, сказал:
– Абсолютно не дворянские физиономии. Эта – типичная комсомолка, а Раиса наша в молодости – просто провинциальная мещаночка. Самое благородное лицо тут у нашей Нюси.
Марья Кузьминична была на пределе. Когда к ней приехал следователь, она спросила:
– В чём меня обвиняют? Я подделала ювелирное изделие?
– В том, что не подделывала, я точно уверен. Но, может быть, кто-нибудь, пока вещь была у вас, её подменил?
– Там искусствовед был. Он сказал, что вещь относится к концу девятнадцатого века. Выясняйте, кто подделал эту вещь сто с хвостиком лет назад и гонялся за владельцами, чтобы подменить.
– А откуда вы узнали, что это хрусталь? Все утверждают, что вы сказали это ещё до резолюции искусствоведа.