– Нет, это нам сигнал подают, Тимоша. Ты сказал кому-нибудь, что за нами идёшь?
– Нет. Но тётя Паня видела, что я вчера и сегодня ваш дом протапливал. И видела, что я с санками вниз пошёл. Она, больше некому!
– Так, судя по звуку, мы сильно вправо забрали.
Они двинулись, и вышли к порогам минут через пятнадцать.
– Вверх не вывезу, – сказал Тимофей и бросил санки.
Аля зашевелилась, пытаясь подняться, но он легко подхватил её на руки, перекинул через плечо и, не обращая внимания на протестующий писк, почти бегом устремился в гору. Марья Кузьминична потащила вслед за ним санки. Потом санки вырвала из её рук Маруська, подхватив её под руку. Через десяток метров за другую руку ухватила Паня.
– Спасибо, бабоньки, – выдохнула Марья Кузьминична, привалившись к родному забору. – Ох, и напугались же мы! Паня, это ведь ты придумала в било бить?
– Нет, это Рясов-злодей. Пьяный, а догадался!
Дома было тепло, дрова в печи ещё не совсем прогорели. Тимофей скинул свою ношу на диван и стал подбрасывать дровишки. Паня потопталась у порога и сказала:
– Ну, отдыхайте. Может, хлебушка принести? Я позавчера ходила.
– Не надо, у меня сухари есть. Паня, а что ж ты пальто не носишь? Или рукава не подшила?
– Ты что, Маша! Надя мне подшила. Оно у меня теперь к обеднишнее. Вот давеча в церкву ходила в нем. Бабы обзавидовались: вещь из тех времён! Всё, пошли, Маруська!
Они ушли. Следом за ними ушёл Тимофей, которому Марья Кузьминична передала адрес и документы для сканирования и пересылки:
– А вернёшь потом по хорошей погоде!
Болела Аля всю зиму. Сначала Марья Кузьминична её жалела, уговаривала поесть, кутала и хлопотала вокруг неё, выводила во двор и заставляла хотя бы пару раз пройти по двору. После Нового года только поняла, что так дело не пойдёт, и стала выставлять её на улицу с лопатой, велев ежеутрене дорожку расчищать. В первый день, увидев это, Тимофей за пару минут разгрёб им снег от калитки до терраски. Марья Кузьминична отругала его, сказав, что, если Аля не будет напрягаться, у неё никогда силы не появятся. Со временем она втянулась в это как в привычный ритуал, и, когда начинались ясные дни, даже скучала. А окончательно выздоравливать она начала, когда бабки потащили её в баню и отхлестали вениками. После этого она даже стала крутить ворот водовозки. Очень её веселил деревенский уговор ходить по двое за водой, когда один спускается к роднику, а второй крутит ворот, поднимая набранную воду на санках, да к тому же они перед спуском два раза бьют в било, оповещая деревню, что можно присоединиться и тоже набрать воды. Она и черпать воду из родника хотела, но Марья Кузьминична не пускала: «Не хватало ещё с твоим плевритом!»
– Тётя Маша, как у нас тихо! Я не представляю теперь, как можно спать под городской шум!
– А давай-ка разбавим тишину! Ну-ка, включи телик, сейчас сериал начнётся.
Показ сериала предварила реклама. Мелькнула тень акулы, потом она ткнулась в толстое стекло аквариума и уставилась на мрачную брюнетку в чешуйчатом платье, щедро выкладывающую икру на малюсенькие бутербродики. «Сандра, – булькает акула. – А как же диета?» Мрачная Сандра улыбается одними губами, взгляд по-прежнему холодный: «Это же «Рыбное королевство»! Могу ли я отказать себе в таком удовольствии!» И облизывает свои губы цвета красного дерева, поднося бутерброд ко рту.
– Главрыба! Шариков тебя не забудет! – передразнила манерные интонации модели Марья Кузьминична.
Аля звонко рассмеялась.
Следователь Павлов тоже смотрел на эти кадры. Только он не сериал глупый включил, а просматривал все записи, где Сандра засветилась. Вот ей отвешивает оплеуху продюсер, а потом бьёт со всей дури в грудь. Как он только рёбра ей не сокрушил? Вот она демонстрирует свадебное платье московского кутюрье, как его там? Вот, в деле записано: Рональд Робски. Всё время забывается это дурацкое имя. Скажем так: Боба Бобский. Ну кому нужна в качестве невесты эта бледная немочь? Только такое чмо, как этот Боба, мог увидеть её невестой. Какой джигит завернул её в бурку и унёс в туман? И как он умудрился проделать это в те двадцать пять минут, пока было отключено электричество? Авария не была умышленной, это проверено-перепроверено.
Мысль о бурке и джигите неприятно царапнула воспоминанием о ехидной пенсионерке, которая знатно влепила этому скоту по физии. Что-то в ней зацепило Павлова, если он помнит её и теперь, спустя полгода. Дело это, начавшееся резво, потом застопорилось. Всё, вроде бы, было очевидным: явно он Сандру избил, некоторое время она лежала на полу, эксперт говорил, часа два, судя по тому, сколько крови натекло. А потом встала и ушла. В чём была, в том и ушла. Мать модели вещи проверила и заявила, что всё на месте вплоть до белья. То есть ушла она в одной тунике. Это футболка такая, только длинная и широкая, Павлов выяснил. В ноябре в тунике ушла! Мамаша тоже… ну и мерзкая баба! Глазки ещё строила ему, дура старая! У неё дочь пропала, скорее всего, и не жива уже, а она молодому мужику глазки строит! И про этого скота лишнее слово сказать боялась: «Георгий… он не мог… он щедрый, интеллигентный!» Тьфу! Начальство тоже… сначала посадили продюсера, бригаду задёргали: резонансное дело, давайте скорей. А потом вдруг поворот на 180 градусов: нет тела – нет дела! Злодея выпустили, дело заглохло.