– Два пирожных и ещё «Фанту».
– Договорились, – сказала Света и сунула мужу деньги. – Серёга, помни!
После лаборатории Аля подвела свою группу к кабинету ЭКГ, занесла список и сказала своим:
– Сами очередь соблюдайте, а я в зубной пойду. Слышите?
– Кристинка наша всех докторов распугает, – засмеялись ссёлковские. – Иди уж!
Через пятнадцать минут девочка хвасталась зубом, завёрнутым в носовой платочек и утверждала, что ни капельки не плакала.
– Идите, погуляйте часок, а потом можно и по пирожному, – сказала им Аля.
– Нам мама велела фонарик купить, который на голову надевается.
Через пару часов отец с дочерью позвали её в «Лакомку». Аля решила, что хорошо бы заодно и пообедать. Они сидели и уговаривали Кристину поесть супа. Она даже обещала ей подогнать под размер головы купленный фонарик и разрешить ходить с ним весь день. Кристина косила глазом на витрину с тортами и пирожными и кривилась. Серёга изнывал. Потом не выдержал, вскочил: «Я буквально на десять минут, за сигаретами». И убежал.
– Пиво пить пошёл. Всё маме расскажу, – сказала ему вслед Кристина.
– Ох, да она и сама учует, – вздохнула Аля.
Минут за пятнадцать ей всё же удалось накормить девочку, а пирожные вообще ушли влёт. С фонариком пошли на компромисс: Аля повесила его девочке на шею и сказала:
– А что, красиво. Сияет как бриллиант!
Потом спросила, где они могут умыться. Буфетчица показала на умывальник в зале и добавила:
– А туалет у нас на ремонте. Так что придётся в дворовый скворечник. Куртки наденьте. Сумки можете оставить, не волнуйтесь, прослежу, никто не тронет.
Аля с Кристиной накинули куртки и вышли через служебный вход. Минут через десять прибежал Серёга:
– А где мои?
– В кабинете задумчивости. Ой, что-то давно они ушли.
Он посидел пару минут спросил: «Где?» и вышел в коридор. Вернулся с платочком, завязанным узелком:
– Где моя дочь?!
Вызванные полицейские его волнений не разделяли: мало ли куда девушка с ребёнком могли уйти: в магазин, погулять. Вещи не взяли? Забыли. Телефон недоступен? Разрядился или деньги кончились. В панике Серёга позвонил своему участковому. Тот заорал:
– Ты зачем их одних оставил? Знал же, что к Алевтине какие-то бандиты в дом лезли!
Зато он связался со следователем, который приезжал после нападения на фельдшерскую квартиру. По этому звонку приехала целая бригада. Они покрутились во дворе, даже собаку пустили. Следователь подошёл к Серёге, вцепившемуся в свою шевелюру, и сказал:
– Здесь ждать бесполезно. Их увезли. Не буду вас успокаивать, следы той машины, что к вам в село приезжала. Не понимаю, зачем они ребёнка прихватили. Девочка маленькая, много о них рассказать не могла, даже номер бы не запомнила. Она же ещё не учится?
Серёга раскрыл ладонь:
– Вот, зубик…
И завыл.
Сквозь шум в ушах пробился тонкий детский голос: «Тётя Аля-а!» Потом грубый мужской сказал: «А мы не перебрали? Ну-ка, ущипни её!» Резкая боль в бедре, но открыть глаза не удалось. Детский плач, оклик: «Заткнись, сучка!» грохот железа и снова плач. Теперь Аля ощутила, что лежит на боку, уткнувшись щекой во что-то холодное. Опёрлась онемевшими руками, которые почему-то не могла развести, приподнялась, и её вырвало прямо на руки. Зато наконец-то удалось открыть глаза. Перед ней – мокрая стена из крупного камня. Поглядела вниз: руки обмотаны скотчем. Перевернулась набок. Так, ноги тоже связаны. Её за шею обняла Кристина:
– Тётя Аля, я думала, ты не проснёшься!
– Это эфир, – сказала она, ощутив мерзкий вкус во рту. Снова вырвало. – Кристина, тебя травили?
– Меня тоже тошнит, – плаксиво пожаловалась девочка.
– Так, сейчас. Помоги мне сесть.
Взгляд уткнулся во что-то знакомое. Ржавый железный крюк в стене. Подвал для мясных припасов. Освещение только из маленького подвального окошка полусферой под потолком и из щели в двери.
– Кристина, пока не стемнело, ищи что-нибудь железное, острое.
Тётя Аля, тут ничего нет.
– А что у тебя в карманах?
Девочка вынула из кармана куртки фантик, пластмассовую ложечку из кафе и… перочинный ножик!
– Ура! Открывай!
– Это папин. Он тугой.
– Сунь мне в руки.
Ломая ногти, минут десять пыталась открыть нож. Чуть оттянуть кончик удавалось, но, чтобы полностью раскрыть, нужно было развести руки. Потом догадалась перевернуться на живот, воткнула кончик в пол, нажала, и нож раскрылся.
– Кристиночка, аккуратно, не порежься!
С облегчением сорвала с запястий обрезки скотча, потом освободила ноги и поднялась.
– Ну, что, будем спасаться?
Удивительно! Было плохо, мерзко во рту, тошнило, её с ребёнком заперли в подвале. Но не было страха, уныния, стопора, как бывало всякий раз, когда её ругали, пугали или били. Ясная голова и желание бороться. Почему? Потому что дядя Гоша сказал, что жить надо ради тех, кого любишь и кто любит тебя. И не только ради дяди Гоши, который сейчас, наверное, сходит с ума от страха за неё, ради тёти Маши, которая вытащила её из того мерзкого рабства, но прежде всего ради маленькой девочки, попавшей в неприятности из-за того, что оказалась рядом с ней, ради её матери Светки, с которой они два года назад попали в аварию и вместе мыкались в больнице, и которая с тех пор общалась с ней как с родственницей.