— А теперь приступим к большой уборке! — сказал он.
Попка поклёвывал себе зёрнышко за зёрнышком, а мы до позднего вечера убирались. Потом нам всем здорово захотелось есть.
Мама уже хотела отправить меня в постель, как вдруг увидела на кухонном столе деньги за газ.
— Разве газовщик не приходил? — спросила она.
Я уткнулся в газету, будто нашёл там что-то очень интересное.
— Не знаю, — пробормотал я. — Может быть, заходил, да ушёл.
Через неделю нам принесли письмо с газовой станции. Газовщик нажаловался, что его не пустили в квартиру и что семья Циттербаке до сих пор не заплатила за газ. В письме говорилось, что, если в течение трёх дней не будет уплачено по счёту, газ отключат.
«Вот ведь какие!» — подумал я. Но только мама открыла рот, чтоб спросить меня, почему это газовщик не мог попасть в квартиру, как Попка опять ухитрился открыть дверцу. Он выпорхнул и стал носиться по комнате. Я — за ним. Маме уже было не до газовщика. Она то и дело кричала:
— Осторожно — портрет! Осторожно — ваза! Осторожно — чашку опрокинешь!
Я решил: завтра же напишу на газовую станцию и объясню им, что во всём виноват мой попугай Попка.
Ничего себе, удружила мне тётя Зигрид! Хороший подарочек поднесла!
Я много раз слышал про попугаев, которые умеют говорить. Вот я и подумал: чем же мой Попка хуже других?
Сперва я хотел научить его говорить по-немецки, но потом решил: пусть вместе со мной учится по-русски. Вдвоём-то легче! Он может спрашивать меня новые слова.
Я сел перед клеткой и говорю:
— Дорогой Попка, послушай-ка! Наигрались мы с тобой вдоволь, пора и за ученье взяться. Ну как? Неохота тебе?
Я пристально смотрел на Попку. Может быть, ответит. Или подаст какой знак? Все последние дни он был таким паинькой, таким умницей. Но, должно быть, Попке не хотелось учиться. Он перебрался к кормушке и стал щёлкать свои зёрнышки.
— Кто не работает, тот не ест! — строго сказал я.
Но Попка — ноль внимания. Тут я вспомнил, какой у нас терпеливый учитель, и терпеливо ждал, пока Попка поест досыта.
— Ну, теперь повторяй за мной: меня зовут Попка Циттербаке! — приказал я ему.
Попка немножко побегал по жёрдочке и раза два что-то каркнул.
«Что ж, для начала недурно», — подумал я.
— Молодец, — говорю я ему. — А теперь повтори: меня… зовут…
Но Попка только пискнул в ответ, должно быть, потому, что вошла мама. Я попросил её не задерживаться в комнате и оставить нас с Попкой вдвоём. Она может помешать нашим занятиям. Мама посмотрела на меня как-то странно, но всё-таки ушла.
После того как я раз сто повторил: «Меня зовут…» — Попка уселся поудобнее на жёрдочке, спрятал головку под крыло и уснул. Не очень-то это было красиво с его стороны!
На другой день я начал всё снова. Но, сколько я ни трудился, Попка ничего не усваивал, и я уже стал сомневаться, могут ли травяные попугайчики научиться говорить. Ведь мой Попка был из этой породы. Но не мог же я ошибиться: ведь я где-то читал об этом. Да, точно! У Робинзона на острове был как раз травяной попугай! Нет, не может быть, чтобы мой Попка оказался глупее других!
Целую неделю я день за днём подолгу беседовал с Попкой, и в конце концов от этих разговоров у меня голова кру́гом пошла. Даже папу я нечаянно назвал Попкой. А когда в школе к нам пришёл новый учитель физкультуры и стал спрашивать, как кого зовут, я вдруг бухнул:
— Меня зовут Попка Циттербаке.
Весь класс покатился со смеху, а физкультурник что-то записал в свой блокнот. Я сразу догадался: думает небось, что это я нарочно. А ведь у меня, честное слово, это само собой выскочило. Я совсем о другом думал.
На большой переменке меня подозвал Пу́тер — председатель совета нашего отряда — и стал мне что-то плести насчёт моей чести.
Я обозлился, подошёл к физкультурнику и говорю:
— Пожалуйста, простите меня, ведь это я не нарочно. Я не Попка, я Альфонс, но мой Попка говорить учится. Я ему раз сто повторял: «Скажи: меня зовут Попка Циттербаке». Вот у меня и вертятся эти слова на языке.
Но, кажется, физкультурник ничего не понял. Я потоптался около него и убежал.
«Нет, так продолжаться не может, — решил я. — Дай-ка я поговорю с Эрвином. У него дома тоже всякие животные есть. Он у нас в классе ответственный за живой уголок».
— Да это пустяковое дело! — утешал он меня. — Вся загвоздка в дрессировке. Тебе надо натаскать его как следует — вот и всё.