— Караул! Тревога! — заорал я что было сил, а сам юрк под кухонный стол.
Мама рывком открыла окна, а папа, как самый храбрый, подскочил к остервеневшему утюгу и давай его усмирять. Но утюг шипел и вырывался у него из рук, как бешеная кошка. Когда чад рассеялся, я из своего укрытия сказал:
— Здорово, а? Только один заряд лишний. И с двумя шутихами можно было бы все твои платья перегладить.
Ну так вот. А теперь, не знаю почему, они злятся на меня. Мама говорит, что она страшно перепугалась. Но ведь завтра, в новогоднюю ночь, весь город будет шутихи пускать. Папа обжёг себе руку и прямо сказал мне, что я ни черта в технике не понимаю и что завтра он всей бригаде расскажет об этом. Он велел мне быть повнимательнее на уроках труда.
А я ведь хотел лучше сделать! Хотел применить самую передовую технику. Электрический-то утюг в каждом доме есть. А вот с реактивным двигателем — только у Циттербаков.
Недавно я прочитал в книжке, что всем великим изобретателям сперва очень тяжело приходится. Над ними смеются. Ничего! Поглядим, что они скажут, когда за мое изобретение мне дадут Национальную премию…
Папа говорит:
— А всё-таки нет худа без добра, Луиза. Теперь ты наденешь красное платье, а мне оно больше всех нравится! Постой, постой… Сколько шампанского мне нужно для крюшона купить?..
Снизу меня зовут. Это Бруно, Эрвин и Петер, Они идут шутихи запускать. А у меня осталось только две… Вот тебе и раз!
Уже совсем стемнело, как вдруг я услыхал чей-то низкий голос:
— Эй, вы там! На острове Любви!
— Это почему же «любви»? — испугалась тётенька Цвой.
— А так уж он называется, объяснил я ей и крикнул: — Это мы — Альфонс Циттербаке и товарищ Цвой.
Тётенька Цвой очень забеспокоилась. Она шепнула мне прямо в ухо:
— Это же Рыбнадзор.
Чёрная лодка протиснулась через камыши и пристала к нашему берегу.
— А-а! Товарищ Цвой! Доброго вам вечера! А это что за молодой человек?
— Он меня спас, — сказала тётенька Цвой. — У меня лодка опрокинулась.
— Молодец, молодец! — похвалил меня Рыбнадзор. — А теперь предъявите ваше удостоверение на право рыбной ловли.
— Я его потеряла, когда лодка опрокинулась.
Дяденька Рыбнадзор знать ничего не хотел.
— Придётся вам уплатить штраф!
— Но у меня и денег с собой нет.
— В таком случае сообщу по месту работы, — сказал дяденька Рыбнадзор. — А теперь садитесь ко мне в лодку. Уже поздно. В темноте всё равно ничего не поймаете.
Вот я обрадовался, что не надо больше рассказывать! Но тётеньку, Цвой всё-таки пожалел.
Когда мы с ней сидели в лодке позади дядьки, я ей шепнул:
— Вы не беспокойтесь. Я приметил, где он свои ве́рши ставит, и завтра я вам знаете какого жирного линя притащу! Вот мы ему и отомстим!
Но она сразу рассердилась:
— Ой, как стыдно, Альфонс! Вот уж не думала, что ты на такие дела способен!
А как хорошо начинался этот день! Я уж так здо́рово плавал! И вот вам — опять неприятности! Ведь насчёт вершей я просто так наболтал: пусть, думаю, товарищ Цвой утешится. Да я и не знаю, где у него эти самые верши стоят. Ох, лучше уж сидеть да помалкивать. Кто его знает, что теперь товарищ Цвой с моими историями сделает?
