Просто не ожидала этого. Муж. Потенциальный сын. Вся эта семья. «Георгин».
Каждый пункт порождал еще больше вопросов, и все это было слишком.
Я могла смириться с одиночеством. Через некоторое время одиночество стало образом жизни, но до сих пор я никогда не осознавала, насколько была потеряна. И это была лишь вершина печали, смятения и бесконечного шквала эмоций, которые только и ждали, чтобы раздавить меня.
— Ты выглядишь такой же, — донесся его баритон с расстояния в несколько метров. Я не услышала, как он вышел.
Я отвела взгляд от карпа, выплевывающего воду изо рта, и посмотрела на медленно приближающегося мужчину.
— Я не знаю, как выглядела раньше.
— Я только что сказал тебе, — он присел рядом со мной. Его одеколон был не таким сильным, как утром, но я все еще чувствовала знакомый комфорт. Он небрежно сложил руки на коленях и продолжил говорить: — Твои волосы были немного другими. Двухцветными.
Он не упомянул шрамы, поэтому это сделала я.
— И у меня не было шрамов.
— У тебя их было предостаточно, просто их не было видно.
Это был первый раз, когда я услышала, как кто-то говорил что-то подобное. Я взглянула на него краем глаза. Носил ли он это кольцо на своем пальце все это время? Оплакивал ли он меня все эти годы? Как его имя оказалось на моих бедрах? Чем он занимался в своей жизни и почему, казалось, не был рад снова меня видеть?
У меня были вопросы. Так много чертовых вопросов, которые я не знала, как задать. Все это казалось слишком личным для начала, и я не была уверена, что готова к ответам, которые получу.
— Чем ты зарабатываешь... или зарабатывал на жизнь? — начнем, пожалуй, с простого вопроса.
— Помимо нашей семьи, «Георгин» всегда был моей жизнью.
— Нашей семьи.
— Да, нашей семьи. Вот что в этом самое удивительное. Ты можешь уехать в любую точку мира на столько километров, на сколько захочешь, и все равно останешься ее частью.
— М-м-м, — промямлила я. Я неправильно истолковала его слова, думая, что он имел в виду себя и меня, а не всех за тем обеденным столом. — Ты так и не сказал, что именно ты здесь делаешь.
Он тихо рассмеялся.
— Ты узнаешь завтра.
Глядя на большое сооружение, я не могла себе представить, что он имел в виду. «Георгин» выглядел именно так, как и должен был выглядеть замок. Только его брат намекал на то же самое. Даже Нестер, казалось, знал, чем они здесь занимаются.
Джулиан медленно встал и повернулся ко мне лицом.
— Уже поздно. Тебе следует попытаться немного поспать. Бабс разбудит тебя утром.
Я опустила взгляд в землю и кивнула.
— Ты злишься, что я вернулась?
Он протянул руку и схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. На этот раз я не отстранилась, бросая вызов его осуждению.
— Я злюсь, что ты ушла.
Его слова звучали правдиво. В мягком свете фонарей глаза Джулиана были одновременно мечом и щитом. В них плескался неоспоримый гнев, который, казалось, был готов вырваться в любую секунду, но была и безошибочно узнаваемая боль. Это было то, чего он не хотел, чтобы кто-нибудь видел.
Он провел большим пальцем по моей щеке, а затем опустил руку вниз.
— Увидимся завтра.
Я смотрела, как он уходит, желая, чтобы мужчина остался. Но какое право я имела просить его об этом? Никакого.
Точно так же, как не знала, что делать или сказать, чтобы начать восстанавливать все, что я сломала. Включая саму себя.
Глава 7
Моргана
Его лицо было между моих ног, руки сжимали бедра, чтобы удержать их на месте. Он входил и выходил из меня своим языком, проникая так глубоко, как только мог.
Ноги задрожали, рефлекторно пытаясь сомкнуться. Он впился пальцами в мою кожу. Я ахнула, запуская руки в его шелковистые волосы. Я вот-вот кончу. Чувствовала, как напряжение нарастало внутри меня. Мое тело вибрировало в его умелых руках. Он поднял свой рот выше и сомкнул губы на моем клиторе, мучая кончиком языка, прежде чем прикусить. И вот оно. Эта боль.
Я закричала, вцепившись в его волосы, когда по моему телу прокатывалась волна за волной. Прежде чем я смогла хоть немного отдышаться и спуститься на землю, его член оказался внутри меня. Он жестко трахал меня, каждый его толчок был таким восхитительно грубым.
— Джулс... прошу, — умоляла я его, не зная о чем. Об освобождении? Не останавливаться?
— Продолжай умолять, — потребовал он, двигаясь быстрее, вколачиваясь в меня. Его яйца шлепали по углублению моей задницы, смешиваясь со звуком непрерывных стонов и ударами изголовья кровати о стену.
Он обхватил рукой мое горло, надавив так сильно, что стало трудно дышать.
Чуть сдвинувшись вниз, его член начал задевать мою точку G.
Я снова стремительно приближалась к оргазму, который мог подарить мне только он. Его зубы впились в мое плечо, а хватка на горле усилилась. Я прошептала его имя, проглатывая крик секундой позже.
Резко села и положила руку на сердце, чувствуя, как оно бешено колотилось в груди. Между ног у меня было мокро и покалывало, будто сон был реальным. Определенно было похоже на то. Я все еще чувствовала его руку на своем горле, а моя ночная рубашка промокла от пота.
Это был сон или воспоминание? Раздался стук в дверь, и я подскочила.
— Миссис Андреу? — позвала Бабс.
Я ответила не сразу. Все еще не могла привыкнуть ко всей этой истории с мужем. Я не задумывалась о своем имени.
— Иду, — прохрипела я. — Иду! — повторила после того, как прочистила горло. Я спустила ноги с кровати и направилась к двери, не обращая внимания на ощущение между ног.
— Доброе утро, — поздоровалась она, лучезарно улыбаясь. В руках у нее было сложенное платье. — Доктор и мистер Андреу согласились, что будет лучше, если ты будешь занята до самого вечера. Сегодня ты будешь со мной, пока я буду убираться.
— О, хорошо.
Я без возражений взяла голубое одеяние. Быть занятой звучало именно тем, что мне нужно было прямо сейчас.
— Встретимся внизу через пятнадцать минут.
Я кивнула, подняв глаза в последнюю секунду. Хотела спросить ее, что происходило той ночью, но она уже спускалась по лестнице. С тихим вздохом я закрыла дверь и подняла платье.
Это было льняное платье светло-голубого цвета с рукавами три четверти и маленькими пуговицами. V-образный вырез, на мой вкус, был немного глубоковат, но я не собиралась устраивать из-за этого истерику. И без того складывалось ощущение, словно мой мозг бросили на сковородку и оставили поджариваться. У меня не было сил волноваться о каком-то предмете одежды.