Если он и был удивлен, что я знаю, кем мы приходились друг другу, то никак этого не показал.
Его губы дернулись, будто он боролся с улыбкой.
— Ты думаешь, что я стал бы лгать, потому что ты моя?
Фраза была произнесена мягко, но собственнические нотки в его тоне были столь же пугающими, сколь и волнующими. Даже привлекательными.
— Моргана, есть одна вещь, которую ты быстро начнешь вспоминать, а если не сделаешь этого, я расскажу тебе о ней прямо сейчас. Я не нянчусь, не подлизываюсь и не несу чушь собачью. Если бы я счел тебя уродиной, милая, черт возьми, так бы и сказал. А теперь, пойдем? — предложил он мне руку.
— Может, нам стоит поговорить?
— У нас есть годы для разговоров.
— Но...
— Тебе нужны ответы, исторические справки и причины на все твои «почему».
— Да, нужны, — оборвала я его, как он только что поступил со мной.
— Я хочу того же, что и ты, но знаешь, чего все же хочу больше после того, как проснулся этим утром? Провести время со своей женой. Столько, сколько смогу, потому что уже так много потерял.
Его слова отозвались болью, которую я почувствовала в своей груди.
— Я думала, что ты будешь злиться.
— Я злюсь, — убежденность в его голосе не вызывала сомнений. — Ты не понимаешь, каково это было — потерять тебя. Я молился богу, в которого не верю, чтобы он вернул тебя мне. Сейчас ты здесь, такая же красивая, какой была всегда, и живая. Не склонен показывать свои эмоции, так что может показаться, что все мои слова — ложь, хотя я стал более безумным, чем был за последние годы, но все равно счастлив.
— Джулиан, я... — покачала головой не в силах подобрать слова. Как выразить, что я не была уверена, кем была та женщина, в которую он влюбился? Я не хотела причинять ему боль. Это было последнее, что я хотела сделать.
— Ты сможешь влюбиться в меня снова, — заявил он, будто только что прочитал мои мысли. Будто это была самая простая вещь в мире.
Как ни странно, у меня было предчувствие, что так и будет. Но тогда, возможно, в этом вовсе не было ничего странного. Мне уже нравился цвет его глаз и то, как от него пахло. Даже сейчас я хотела, чтобы он был рядом, как ребенок нуждается в своем любимом плюшевом мишке. Для комфорта и чувства безопасности, чтобы не ощущать себя такой одинокой. Если бы он захотел провести день вместе, я смогла бы это сделать. Я хотела это сделать.
Время — это все, что у нас действительно было. Все сводилось к этому слову из пяти букв. Я улыбнулась, как мне показалось, впервые за целую вечность.
— А что ты будешь делать, пока я буду влюбляться в тебя?
— Ну, это просто, — ответил он беспечно. — Я всегда тебя любил, куколка.
Внезапно у меня пропал дар речи. Я этого не ожидала, но должна была. Джулиан был поразительно честен.
— Компромисс. Будь рядом со мной, и в конце концов ты узнаешь все, что тебе всегда следует знать. Рим строился не за один день.
— Нет, но сгорел за один.
Он ухмыльнулся, продемонстрировав идеальный ряд зубов и те глубоко посаженные ямочки, от которых я уже сходила с ума.
— Черт, это не имеет значения. Мы не в Риме.
Джулиан схватил меня за руку и заставил обернуть ее вокруг своей, выводя из комнаты. Мне нравилось, как он брал под контроль каждую ситуацию. Я прильнула к его крепкому телу, вдыхая успокаивающий аромат мужского одеколона.
— Ты всегда был таким грубым, — утверждение, которое, я знала всей своей усталой душой, было правдой.
— Некоторые говорят, что с возрастом я стал хуже. По иронии судьбы, увидев тебя снова, я никогда не чувствовал себя моложе.
Мы поднялись по лестнице и свернули налево, затем еще раз и подошли к черным двойным дверям. Я видела их до того, как спустилась вниз.
Джулиан остановился у коробки на стене. Той, которая издалека показалась мне термостатом нового поколения. Он набрал четырехзначный код, не скрывая его от меня.
— Почему у тебя в собственном доме такие надежные двери?
— Почему у нас в доме такие надежные двери, — повторил он в ответ, исправляя меня. — Из-за нашего сына, когда он был маленьким. Теперь же, чтобы любопытные гости не забредали туда, где им не рады.
Наш сын. Он подтвердил то, до чего я так легко догадалась. Мы ступили в другой коридор. Этот был длинным, с черными дверями вдоль стен, над которыми горели маленькие красные лампочки.
— Красный, — пробормотала я себе под нос.
— Помнишь красный? — верно угадал он. То, как легко ему это удавалось, почти нервировало.
— Ага. Что это?
— Много чего, — он мягко разжал наши руки и повернулся так, что оказался передо мной. — С этого момента ты будешь видеть то, что тебе не понравится. Я буду делать вещи, которые ты не сможешь постичь. Я могу оступиться и сказать что-то, что причинит тебе боль, но обещаю, что всегда буду делать все возможное, чтобы холить и лелеять тебя.
Мои ноги сделали шаг назад, прежде чем мозг осознал это движение. Этот мужчина. Он был воплощением напористости. Я не понимала и половины из того, что он только что сказал, но знала, что нельзя было отрицать, что Джулиан имел в виду каждое чертово слово. Я получше огляделась вокруг, обводя взглядом обе стороны коридора вверх и вниз.
— Так что это?
— Это правда. Я подумал, что на этот раз мы начнем с этого.
Он взял меня за руку и повел дальше по коридору.
Основываясь на вчерашнем разговоре за ужином, я могла только догадываться, что именно он собирался мне показать. Мы остановились у двери справа, и он толкнул ее. Запах фекалий и отбеливателя вырвался наружу. Джулиан шагнул вперед, увлекая меня за собой.
Он щелкнул выключателем, и по комнате разнесся грохот.
Моим глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к изменению освещения, но то, что я увидела, придало жуткому ощущению перед приездом гораздо больше смысла. Там были люди, запертые в чем-то похожем на собачьи будки, и все они отреагировали на внезапную вспышку света, дернувшись в своих клетках.
Джулиан пристально смотрел на меня, наблюдая за моей реакцией.
Я знала, что должна была немедленно начать психовать до чертиков, но лишь была озадачена. И сильно сбита с толку.
— Что это?
— Это крыло, так сказать, скрытая сокровищница «Георгина». Конкретно эта комната — камера предварительного заключения.
Так это что-то типа тюрьмы. Просто это не то, что регулируется правительством. Девочка справа захныкала после того, как перевернула свое ведро для отходов. Вокруг нее растеклась лужа, и она была вынуждена сидеть в собственной моче. Я подошла ближе, охваченная любопытством.
— Что сделали эти люди, чтобы оказаться здесь?