Может, я и не имел права горевать, но я чертовски скучал по ней. Я все еще обожал эту женщину после всех этих лет.
Я не был готов пережить это. Я просто дошел до того момента, когда мог жить с этим. У меня не было другого выбора. Мне было тяжело жить здесь. И если там было какое-то другое место, ожидающее нас, когда мы покинем этот мир, я только надеялся, что она каким-то образом нашла там покой. Это все, что я мог сделать. Никакие анализы и воспоминания не могли повернуть время вспять и вернуть ее ко мне.
Поэтому, независимо от того, как долго длился день, отнимал я жизнь или нет, я всегда находил для этого время. Эти поздние вечера у камина были своего рода лекарством. И хотя этого было недостаточно, это было лучше, чем ничего.
Глава 2
Моргана
Однажды я уже пыталась убить себя.
Можно предположить, что ничего не получилось. Что бы я ни сделала, все пошло не так. Судя по всему, все пошло не по плану. Доктор спас меня, починил голову и вправил сломанные конечности. Я этого не помню. Он рассказал мне про это, когда я была достаточно в сознании, чтобы понимать происходящее.
Я была склонна верить ему. Не похоже, что кто-то еще скажет мне нечто иное. А я была жива. Мое сердце все еще билось, легкие расширялись с каждым вдохом, который я делала через рот. Доктор спас мне жизнь, когда все, что я хотела, - это умереть. После стольких лет я так и не поняла почему.
Повернулась на бок и натянула одеяло до самого подбородка. Через несколько минут мне нужно было встать с кровати и идти в ванную, как и каждую ночь до этого, а потом несчетно больше после. Я погрязла в этой утомительной монотонности. Неважно, чем я занималась, сон всегда давался с трудом.
Мир вокруг меня был мрачным и тихим. Зажженные несколько часов назад свечи сгорели до огарков. Время измерялось только цифрами, показанными на моих цифровых часах. Наконец, скинув с себя одеяло, я встала и сунула ноги в пушистые тапочки, которые стояли у кровати.
Включив лампу, я подошла к единственному окну в комнате и выглянула наружу. Длинная подъездная дорожка была пуста, и машины доктора Нестера нигде не было видно. Должно быть, он все еще был в городе и работал в своей частной клинике. Ничего нового или необычного.
С небольшим вздохом я позволила плотной шторе вернуться на место и пошла в небольшую ванную комнату, что прилегала к моей комнате. Я щелкнула выключателем, прежде чем войти внутрь, и закрыла за собой дверь, так что в зеркале не отражалось ничего, кроме меня самой. Это тоже было частью моего ночного ритуала.
В свете флуоресцентной лампы я видела каждый миллиметр своего лица. Все эти уродливые и покрасневшие шрамы будто смотрели на меня. Нестер утверждал, что для него они выглядели иначе и поблекли почти до того же цвета, что и моя кожа. Проведя пальцем над левой бровью, я с трудом в это верила.
На моем горле красовался целый ряд. Еще были на груди, спрятанной под бордовым халатом.
На руках.
Несколько на ногах.
И если бы я приподняла волосы, у самого роста волос тоже был, где рану сшили скобами. Этот я ненавидела больше всего. Он напоминал о дне, когда я нанесла себе непоправимый ущерб. Воспоминания об этом полились наружу и напоминали рассеянный туман, когда все остальное отсутствовало вовсе. Все эти шрамы были напоминанием о том, что я сделала. Напоминанием о позоре, как вырезанная на лбу алая буква «А» (прим.: В XVII веке в Сайлеме падших девушек заставляли носить этот особый знак).
Единственные отметины, которые никогда не беспокоили меня, были вовсе не шрамами. Они больше напоминали выцветший отпечаток на моих бедрах.
Открыв шкаф с зеркалом, я схватила бальзам для губ, полностью игнорируя верхнюю полку. Там еще стояли всякие разные таблетки. Некоторые для сна, другие от боли, третьи для стабилизации психического состояния. От последних я старалась держаться подальше, как и от первых. Я боялась заснуть и никогда не проснуться и не хотела использовать лекарства, чтобы регулировать свое настроение. Что касается боли, она служила напоминанием, что я была жива, и сколько бы времени ни прошло, были дни, когда мне было необходимо это напоминание.
Итак, я нанесла бальзам, зачесала волосы назад и собрала в хвост, а затем пошла в спальню. Кровать взывала к себе, но я знала, что в этом не было смысла. Схватила свою сумку из кресла-качалки в углу и вышла на улицу. Воздух, пронизывающе холодный и свежий, проник в мои легкие, что стало передышкой от удушающих стен моей комнаты.
Я прошла мимо аккуратно подстриженной изгороди, слушая трель сверчков. Когда я добралась до конца дома, пошла прямо к патио во дворе. Села на плетенный диванчик и накинула одеяло на плечи.
Было достаточно одинокой лампы, чтобы разглядеть окружение. Вокруг крошечного здания эпохи Тюдоров почти ничего не было. Оно располагалось прямо по середине между другими городами, как центр компаса. Ривервью был слева, где находилась клиника доктора Нестера. Несколько более мелких окружили нас, но я никогда не была там. Мне разрешалось уезжать только один или два раза в месяц, и это всегда в Наварру.
Ближайший сосед находился в паре километров, что делало это место практически уединенным. Я пребывала в пузыре запустения. В нем всегда было тихо, и я в основном всегда была одна. Когда садовники пришли обрабатывать поле через дорогу, мне напомнили, что за этими панельными стенами был целый мир, но в самой глубине моей души появился дискомфорт при мысли изучить его.
Работа из дома, книги и бессмысленный просмотр телевизора были моим единственным источником развлечений и дня сурка. Жизнь могла бы быть простой, если бы мой разум не воскресал искаженные воспоминания. Они были постоянным напоминанием, что в истории моей жизни было нечто большее, чем несчастный случай, и в последнее время беспокойство становилось сильнее.
Воспоминания приходили ко мне фрагментарно, как острые иглы, жалящие мою плоть, но никогда не пронзающие ее. Лицо невинного младенца. Глаза яркого оттенка зеленого. Амбар. Кровь. Красный цвет. Иногда имя, которое я не могла поймать.
Снова и снова просила доктора Нестера рассказать мне, кем я была когда-то, но его ответ всегда был одинаковым: «Когда наступит подходящее время».
Спустя некоторое время повторных просьб и получений одного и того же ответа, я отпустила ситуацию. Я отпустила, и теперь это решение преследовало меня.