Денис зевает и крестит рот.
— В прошлом году здесь сошёл поезд с рельсов, — говорит следователь. — Теперь понятно, почему...
— Чего изволите ?
— Теперь, говорю, понятно, отчего в прошлом году сошёл поезд с рельсов... Я понимаю !
— На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши... Господь знал, кому понятие давал... Вы вот и рассудили, как и что, а сторож тот же мужик, без всякого понятия, хватает за шиворот и тащит... Ты рассуди, а потом и тащи ! Сказано — мужик, мужицкий и ум... Запишите также, ваше благородие, что он меня два раза по зубам ударил и в груди.
— Когда у тебя делали обыск, то нашли ещё одну гайку... Эту в каком месте ты отвинтил и когда ?
— Это вы про ту гайку, что под красным сундучком лежала ?
— Не знаю, где она у тебя лежала, но только нашли её. Когда ты её отвинтил ?
— Я её не отвинчивал, её мне Игнашка, Семёна кривого сын, дал. Это я про ту, что под сундучком, а ту, что на дворе в санях, мы вместе с Митрофаном вывинтили.
— С каким Митрофаном ?
— С Митрофаном Петровым... Нешто не слыхали ? Невода у нас делает и господам продаёт. Ему много этих самых гаек требуется. На каждый невод, почитай, штук десять...
— Послушай... 1081 статья уложения о наказаниях говорит, что за всякое с умыслом учинённое повреждение железной дороги, когда оно может подвергнуть опасности следующий по сей дороге транспорт, и виновный знал, что последствием сего должно быть несчастье... понимаешь ? знал ! А ты не мог не знать, к чему ведёт это отвинчивание... он приговаривается к ссылке в каторжные работы.
— Конечно, вы лучше знаете... Мы люди тёмные... нешто мы понимаем ?
— Всё ты понимаешь ! Это ты врёшь, прикидываешься !
— Зачем врать ? Спросите на деревне, коли не верите... Без грузила только уклейку ловят, а на что хуже пескаря, да и тот не пойдёт тебе без грузила.
— Ты ещё про шилишпера расскажи ! — улыбается следователь.
— Шилишпер у нас не водится... Пущаем леску без грузила поверх воды на бабочку, идёт голавль, да и то редко.
— Ну, молчи...
Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зелёным сукном и усиленно мигает глазами, словно видит перед собой не сукно, а солнце.
Следователь быстро пишет.
— Мне идтить ? — спрашивает Денис после некоторого молчания.
— Нет. Я должен взять тебя под стражу и отослать в тюрьму.
Денис перестаёт мигать и, приподняв свои густые брови, вопросительно глядит на чиновника.
— То есть, как же в тюрьму ? Ваше благородие ! Мне некогда, мне надо на ярмарку; с Егора три рубля за сало получить...
— Молчи, не мешай.
— В тюрьму... Было б за что, пошёл бы, а то так... здорово живёшь... За что ? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчёт недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нём нет, на старосте -то...
— Молчи !
— Я и так молчу... — бормочет Денис. — А что староста набрехал в учёте, это я хоть под присягой... Нас три брата: Кузьма Григорьев, стало быть, Егор Григорьев и я, Денис Григорьев...
— Ты мне мешаешь... Эй, Семён ! — кричит следователь. — Увести его !
— Нас три брата, — бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут его из камеры. — Брат за брата не ответчик... Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай... Судьи !
Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...