– Мы проскакали по реке мимо Городенска, держась противоположного берега. И ничего, Бог миловал. Одначе тогда дымы над городом не такие густые поднимались. Что посоветуешь?
– Я бы не стал продираться просекой, Радко. Впрочем, тебе виднее.
– Добро, зови холопа, пусть тебя в доспех облачает. Большой опасности нету. Мы удачно подъедем, к полудню. А чем в полдень заняты на Руси добрые люди?
– Спят, Радко, в полдень добрые люди и говорят, что сам Бог так велел. Не спит только тот добрый человек, которого, за шиворот взявши, везет другой добрый человек вражескими владениями, да еще в трескучий мороз к грозному своему князю на беседу.
Радко захохотал, окутавшись клубами пара, остановил отряд и спешился. Дружинники, вполголоса матерясь, когда попадали голой рукою на железо, принялись завязывать один на другом задубевшие на морозе тесемки.
Хмырь, громко шмыгая носом, подвел нагруженного доспехом Яхонта. Комонь показался хозяину явно похудевшим – и слишком уж грустным, ежели во внимание принять, что Хотен доселе берег его, гоняя только как заводного. Впрочем, сейчас трудно прочесть что-либо на покрытой инеем лошадиной морде. Однако сухарь свой сжевал старичок Яхонт скорее так даже весело и, как встарь, ткнулся, благодаря, теплыми губами в щеку хозяину.
Кольчуга сразу принялась холодить голову, наколенники – ноги. Шлем Хотен решил везти в руках, чтобы надеть в случае прямой опасности. Радко поставил Хотена во главе отряда, объяснив, что это самое безопасное место: если в остроге вражеские дружинники, они, пока Хотен проезжать будет, еще и не проснутся. Емец не возражал. Он давно уже пребывал в уверенности, что после двух тяжелых ранений человеку только и остается, что отсиживаться в кустах.
Шагом – Хотен, левой рукой шлем на колене придерживая; копейщики, копья уперев в проушины правых стремян; лучники, стрелы наложив на луки, Радко, руку утвердив на рукояти меча; а Хмырь с засапожником в сапоге так и вовсе дурак дураком – подкрались к излучине, за которой, как сказал Радко, уже и пресловутый Городенск.
– Хмырь! – позвал сипло Хотен. – Встань рядом со мною, слева, да так за мной и хоронись.
– Хотя и нестройно, да здоровее, – одобрил Радко и гаркнул. – Дружина… Рысью!
Вот и Городенск – правду сказал Радко, что слова доброго не стоит. Однако столбы дыма тянутся из всех волоковых окошек, и торчит над стеною острога скособоченная бревенчатая башня, а на верхушке её мечется лучник, весь в мехах и с трубой.
Раздались за спиною сиплые, мекающие какие-то звуки, и Хотен невольно пожалел трубача, у которого губы, небось, уже приклеились к мерзлой меди. Через несколько томительных мгновений стукнуло-грюкнуло позади, и донеслось:
– Эй! Держи… грамотку! От нашего… князя… вашему князю!
Обернулся Хотен – и увидел, как стрела втыкается в снег, сажен десять до Радко не долетев, а в саженях двух в стороне, и стало совсем нелюбопытно, кто её запустил, давешний лучник-трубач или какой другой городенский насельник.
Звякнули поводья рядом, гикнуло, заулюлюкало, конская возня, глухие удары копыт – это Хмырь поскакал, не боясь своей саврасой лошаденке ноги поломать, молодецки свесился с седла, выхватил из наста стрелу, завернул широкий полукруг по льду Тетерева, чуть не грохнулся вместе с савраской, однако справился и помчался назад к дружине. Шапку, правда, при сем подвиге с головы сронил, так что пришлось парню спешиваться и поднимать. Стрелу отдал Хмырь децкому уже без всякой лихости.
Смотрел на эту возню Хотен, и пришло вдруг ему в голову, что если для него, человека пожившего, зимняя сия поездка в лучшем случае лишняя, да еще и опасная докука, а в худшем – просто тяжела и неприятна, то для юного Хмыря она – замечательное приключение, счастливая возможность вырваться из нудного круга повседневных усадебных работ…
– Дружина… Рысью!
Отвязать доспехи Радко дозволил только через час, когда перестал тревожиться о погоне. Упрятали уже лишнее железо в переметные сумы и дружно ежились, провожая упущенное при переодевании тепло, когда Радко вспомнил о грамоте городенского князя. Вынул стрелу из переметной сумы и сунул Хотену:
– Прочитай, друже! А то у меня глаза…
Присмотрелся Хотен, а на стреле у оперенья берестяная трубочка ремешком примотана, крякнул и подозвал Хмыря. Пока тот, скинув рукавицы и за пояс их заткнув, орудовал ножичком и сматывал со стрелы бересту, спросил Хотен тихонько:
– Вроде князю твоему послано, а, Радко? Стоит ли любопытствовать нам?
– Не бойся, друже! Они и не знали, кто у нас князь… Читай! Вот только в сторонку от дружины отъедем…