– Найдется, господине посол, – приосанился ключник и свистнул, вызывая своего слугу с конем.
– Тогда милости просим, боярин, присесть с нами – полечиться, чтобы простуду не подхватить! Эй, глядите веселее, ребята! Каково посольство у нас – такова и честь!
Глава 8. Советы волхва Творилы
Он открылся с низкой, над самым берегом Днепра в снегу и льду протоптанной дороги, весь сразу и во всей своей величавой красоте, великий Киев, лучший город на всей земле. Ведь даже нищие слепцы, когда поют на рынках «Стих о Глубинной книге» и задают себе вопрос «Кой город всех городов мать?», сами же и отвечают, что Киев. Иные, впрочем, выпевают на сем месте «Царьград»: люди церковные, у церкви кормятся, а церковь грекам в рот смотрит – что с них возьмешь? Сам же Хотен никогда не был в Царьграде, но если и побывает там, для него Киев всё равно останется лучшим городом на земле, потому что родной, потому что свой. Даже и сейчас он свой, хотя и распоряжается в нем не свойский, из Русской земли князь, а пришлец из далекого Суздаля.
Через сотню шагов дорога раздваивается. Проехав развилку, Хотен не услышал позади чавканья копыт Мухрыжки, кобылы, на которой ехал Хмырь. Натянул правый повод и обернулся. Рыжок под Хотеном всхрапнул, а всадник увидел, что холоп остался на развилке, Мухрыжку повернув в сторону дороги, что вела в Копырев конец Киева, а их привела бы домой, в усадьбу Дубки. Чего позабыл там Хмырь? Неужто для него стала домом та скамья, на которой он зимой спит в их с Анчуткой, одной на двоих, повалуше?
Хотен вздохнул. Конечно же, кто спорить будет, надо бы сначала заехать домой, посмотреть, как там сынок-поползунчик и остальные домашние. Это если по-человечески. А если думать в первую голову о деле, тогда он поступает правильно. Вопрос только в одном: ради какого именно дела спешит в Киев? Сам Хотен в том отнюдь не обманывался.
Он отпустил правый повод и мягко послал Рыжка вперед. Вскоре за спиной возобновилось шлепанье копыт, и тогда Хотен взмахнул рукою, приказывая холопу выехать с собою вровень.
– Домой мы заедем, когда порешим дела в городе, – заговорил, не глядя на Хмыря. – В Дубках о том ни слова, что мы сперва были в городе, никому. И о том, что деялось во Владимире и в Вышгороде, тоже. А в воротах чтобы молчал, будто онемел. Всё!
Что будет им задержка или неприятность похуже в Водяных воротах, Хотен не боялся. Едет в буднишней своей одежде, с одним слугою, без заводных коней. Из оружия имеют только засапожники, а на Хотене еще и кольчуга под кафтаном да любимый его варяжский короткий меч, скрамасакс, на спине, меж лопаток. По нынешним смутным временам к такому оружию никто не придерется…
Вот и ворота. На забороле башни – знакомый стражник Семко и рядом дружинник в полном вооружении, наверное, суздалец.
– Здорово, Семко! – сделал малый поклон Хотен.
– И ты здравствуй, Хотен, – лениво ответил Семко. – Давно тебя не было видно. Всё, небось, за покражами гоняешь?
– Не без того. А живу теперь больше в своей усадьбе за Лыбедью. Да вот хочу проведать домишко на Малой Госпожиной – не разобрали ли соседушки на дрова?
– Проезжай с Богом безденежно как горожанин.
– Стой! – поднял тут железную руку дружинник. – Не везешь ли грамот от мятежных князей, кои злоумышляют на господина нашего на великого князя Юрия Владимировича?
– Не везу, боярине, – покачал головой Хотен, подняв на сурового стража честные голубые глаза. – Я простой горожанин и почитаю власти.
Хоть и мог бы емец повернуть раньше, он доехал вместе с Хмырем до самого торговища, чтоб уже там его оставить.
– Держи куны, Хмырь! Купи вина заморского красного, хлеба (признаться, соскучился я по вкусному киевскому хлебу!), рыбки там, скоромного не бери!
– Не брать, господине, скоромного? – хитро прищурился Хмырь.
– Не рассуждать! Купи дров, и чтобы их с тобой принесли к моей халупе. Начни с того, что протопи хорошенько, а потом убери, а постель мою высуши. Да, вот еще чего забыл я! Если, не дай того Бог, застанешь там, во дворе, бездомных, нищих каких-нибудь, сначала заставь их всё убрать и вымести, а потом дай по шее и выгони. Чтобы всё готово было к концу обедни, понял?
– Как не понять, господине.
Когда поднялся Хотен по Боричеву узвозу и оказался на узких, уже по-весеннему забитых народом улицах Горы, вот тогда только он почувствовал, что оказался дома, в Киеве. Подбоченившись, шагом, провожая взглядом каждую из встреченных на пути по-киевски чистеньких и по-киевски привлекательных молодых горожанок, доехал до Янчина монастыря.