– Ключаря своего привез ли из Переяславля? Отвечай, боров! – и снова пнул Хотен епископа носком сапога в зад.
– Здесь Онцифор. Митрополичью ризницу бережет. А тебе анафема в сей век и в будущий, злодей!
– Отче митрополите, соборный ключарь у него ведомый вор. А каков слуга, таков и хозяин. Обоих можешь сразу на цепь сажать. Хмырь, одна нога здесь, другая там! Найди и притащи сюда ключаря Онцифора. Бить можешь, только не искалечь… Эх, жаль, что нельзя Хоря из могилы поднять!
Митрополит коротко поднял на Хотена смеющиеся глаза, тут же грозно глянул на епископа и стукнул его по голове плашмя мечом:
– Судить тебя, Евфимий, буду потом. А сейчас облачайся, бери крест – будем великого князя Изяслава торжественно встречать! Сбежать же не надейся – мужи сии за тобой присмотрят.
– Присмотрим, присмотрим, – подтвердил Хотен и насторожился, услыхав топот в сенях. Тревога была напрасной: Сахно, отрок из дружины Радко втолкнул в горницу трех мужиков в рясах из крашенины:
– А вот звонари!
Обветренные лица звонарей, насупленные и злые, вдруг разгладились, а в глазах засияла неподдельная радость.
– Ты ли предо мною, добрый наш отец Клим? – вопросил самый из них красноречивый. – Тут без тебя такой грабеж живет…
– Я, кто ж еще, детушки! Не бес же в моем облике! – расплылся в улыбке митрополит и замахал перед собою мечом. – Я с этими храбрыми мужами въехал в Киев первым, впереди великого князя нашего Изяслава Мстиславовача! Бейте, детушки в набат, сзывайте народ православный, а потом творите благовест, как пойдем со кресты освободителя нашего встречать! Не мне вас учить.
– Сделаем, святый отче!
– А ученика пошлите, не в службу, а в дружбу, за протопопом софийским отцом Ионою, пусть собирает весь клир, облачает…
– Дак ведь Иона и все наши попы и дьяконы в темнице сидят, муку для поварни мелят!
– На цепях? – осведомился Хотен.
– А то, боярин!
– Ладно, бегите на звонницу, а ученик ваш пусть кузнеца найдет и к темнице его с зубилом и молотом, – и осмелился тут Хотен посоветовать митрополиту. – Расковать бы их, облачить да отправить встречать со кресты великого князя. Кому же радоваться нашему освободителю, как не им?
– …как не им, новомученикам! – подхватил митрополит. – А что сделаем с суздальцами и киевскими нашими предателями, что засели на их местах?
– Да сих сначала поймать надобно, святый отче!
Вот тут емец ошибся. Большую часть нового софийского клира ловить не пришлось. Ибо дружной толпой ворвались они, раскормленные, благоухающие ладаном и перегаром дорогих вин, в келью митрополита. Передний, в роскошной рыжей бороде, завопил:
– Пресвятый отче, что делается в митрополии! Посылай тотчас гонца к Юрию Владимировичу…
И осекся рыжий поп, потому что воняло в келье застарелым потом, высохшей кровью и железом, потому что увидел гордого епископа Евфимия на полу, не решающимся подняться с колен, а в его роскошном золоченом кресле – сухонького отца Клима в кукуле схимника (белые кресты от грязи почти не различались), надетом поверх съехавшего набок шелома с бармицею. Мечом же отец Клим продолжал поигрывать с опасной для окружающих небрежностью.
Раскрыл было рот митрополит, но не успел ничего сказать, потому что влетел в келью соборный ключарь Онцифор, сзади подкалываемый сулицею келейника Ефима. Видно, использовалась сулица и как дубинка, потому что на лбу у ключника разбухал здоровенный синяк. Завидев Хотена, Онцифор бухнулся на колени, выставил перед лицом свои толстые пальцы, унизанные перстнями, и завопил:
– Не бей! Не буду! Больше никогда! Не бей!
– Вот, отцы, сколь грозен наш отец митрополит… – начал было Хотен.
Отец Клим тотчас разрушил его задумку. Спросил нетерпеливо:
– Кто сей! Чем ты ему, сын мой, столь страшен?
– Вор он, господине отче. У схимника книгу украл.
– Книжный вор? У чернеца? – рассвирепел митрополит уже не на шутку. – На цепь вора! На хлеб и воду! Забери, боярин, у него ключи, отдай, пока суд да дело, хотя и келейнику моему.
Принимая ключи, Ефим склонился к уху Хотена и прошептал:
– Я поставил твоего Хмыря сторожить покои и кельи. Без добра своего эти шелковые пузаны не убегут.
Меж тем отец митрополит приказал софийским попам облачиться в ризнице, взять кресты и хоругви и собираться у выездных ворот. Попы замялись, потом вперед выступил рыжий поп и смело заявил:
– Коли уж ты здесь, отец Климент, то и встречать ты нас примучиваешь не иного кого, как наездом пришедшего князя твоего и благодетеля Изяслава. Уж лучше сразу сажай нас на цепь, сделай милость.