Отец Клим прищурился, поиграл мечом.
– Почто пришли сюда со своим князем? А уж коли пришли в Русскую землю, так послужите ей хоть раз правдиво. Мужи, проводите их в ризницу.
– Сколько раз вам, отцы, повторять! – зарычал Хотен.
– Фелонь – золототканую, коли не стащили, омофор, посох… Посох не забыть! – ворчал отец Клим, когда выбрались они на крыльцо – митрополит, одной рукой опираясь на меч, другой – на плечо Хотена, Хотен в тяжком раздумье.
Двор был уже заполнен ликующими киевлянами, среди которых мелькали и черные рясы чернецов. Звонари ударили благовест – с особенной лихостью, будто, прости Господи, плясовую. Хотена ничего уже не радовало. Чем он тут занимается? Ладно, что при предыдущем перевороте он не поспел на грабеж, достались ему на уже разгромленном боярском дворе жалкие крохи, так и теперь, первым ворвавшись в город, он теряет драгоценное время, возясь с престарелым отцом Климом, тогда как должен стремглав скакать на Сретенскую, чтобы грудью защищать подаренное ему имение, а если удастся, то и пленить в усадьбе суздальского боярина Нефеда Черного – или Белого, бес его возьми!
Хорошо еще, если Радко догадается и успеет вовремя на Сретенскую, да и еще за его новым двором по дружбе присмотрит.
Глава 16. Горькая неудача Хотена-мужа
Всё в конце концов заканчивается на белом свете, прошли и эти два дня, два прекрасных и страшных для киевского обывателя дня нового вокняжения на золотом киевском столе прежнего великого князя. Трижды вспыхивали пожары, однако их удалось сразу загасить, в стычках погибло несколько бояр и служителей князя Юрия Владимировича и два десятка горожан-грабителей. Больше сорока дружинников суздальского князя оказались в плену, и теперь в большом порубе, особно для такого случая выкопанном на Копыревом конце, дожидались казни или выкупа. Среди них томился, мучаясь к тому же от жестокого похмелья, и Нефед Черный, бывший новый хозяин усадьбы покойного мечника Сумы.
Да, старина Радко не подвел. Отправленный со своим десятком к Лядским Воротам с приказом перекрыть въезд и выезд из города, он по дороге сумел заскочить на обе усадьбы, свою и переданную Хотену. На первой захватил чуть ли не всю конюшню боярина Жирослава, на второй – допившегося до беспамятства Нефеда Черного: боярин столь незатейливо отдыхал от службы князю Юрию, уехавшему на Красный двор. Оставшимся своим отрокам мудрый Радко поручил охранять оба двора, а перекрыть Лядские ворота сумел и сам-друг с Соломиной.
В конце концов, мечник получил от великого князя сутки на свидание с семьей, и половину отпущенного времени потратил, проспав мертвым, без сновидений, сном на чужой пуховой перине под чужим одеялом из чернобурок. Очнувшись, зевнул и подумал, что понимает, отчего не видел только что снов. Разве не было сном всё, с ним случившееся за насколько последних дней? И то, как шагал он, поддерживая под локоть отца Клима и неся за него серебряный крест, через недоброй памяти Золотые ворота навстречу дожидающемуся на лугу войску во главе с князем Изяславом; в алом корзне и в доспехе, сияющем золотом, на безукоризненно вычищенном белоснежном арабском жеребце выглядел Изяслав гордым и недоступным небожителем. И как сидел на пиру по правую руку, только через два места, от него, и как великий князь, в очередь, после старших своих бояр, пустил по кругу и в его честь заздравную чашу. И как венгры устроили конские скачки на Большом Ярославовом дворище, и как, оскалившись белозубо, темнолицый венгр свесился с борзого коня, неизвестно чем и держась, и зубами подхватил с земли стрелу – куда там нашему увальню Хмырю!
Хотен снова зевнул, едва не вывернув челюсть, и как был, в одной рубахе вышел на гульбище терема. За тесно заставленным хозяйственными постройками двором (земля на Горе дорогущая!) стояли такие же, как у него теперь, красавцы терема и высились каменные тела церквей. Сладкое томление сковало члены Хотена, когда в нежданной близости распознал он купола Андреевской церкви Янчина монастыря: Несмеяна была совсем рядом, и вполне возможно, что до черниц дошла уже молва о его подвигах. Однако всему свое время, и сегодня он должен будет съездить, наконец, в Дубки.
– Хмырь, завтракать!
По всему Киеву дымили трубы, потому что у добрых людей доваривался уже обед, когда Хотен и Хмырь, оба в лучших одеждах и с приятной тяжестью кошелей за пазухами, проезжали мимо Святой Софии. Вот и Золотые ворота. Хотен подумал, что будет несправедливо, если отныне в их темном проеме к нему станет возвращаться страх, испытанный здесь позавчера. А бывать здесь доведется часто, особенно летом: он, конечно же, перевезет семью и домочадцев в свой новый богатый двор, но в жару приятно будет пожить в Дубках, у прохладных и чистых вод Лыбеди. Да и для мальца вредно всё время держать его в городе, в вони и дыме…