– Что ж, бояре, – заявил Изяслав. – Тут стоит праздничный дух.
Тем временем Радко растолкал Чванца и Кузю. Те, проснувшись, поклонились великому князю, и понуждаемые Радко, принялись сбивать замки.
– Полегче, полегче! – подал голос ключник. – Если там чего есть, в чем мне сие нечто прикажете хранить, коли расколете сундук?
Но вот замки сбиты, и Чванец спрашивает, поднимать ли крышку.
– Нет, приделай новые… – великий князь, впрочем, не закончил шутки. – Да не тяни ты из нас душу – открывай!
Петли успели заржаветь, и крышка поднялась медленно, с резким взвизгом. Тотчас в подвале будто еще пара факелов зажглась.
– Да там одно золото! – позабыв о приличиях, ахнул Хмырь и чуть не выронил факел.
– Не одно золото, не одно, – пробурчал ключник, запуская руку в сундук. – Тут и серебра хватает. И разные ведь гривны: не киевские токмо, но и новгородских довольно… А вот и черниговская…
– Кончай болтать, – ласково распорядился Изяслав. – Доставай свои мешки и набивай их потуже. Мечнику моему Хотену полный до краев, децкому моему Радко – половину мешка.
– Позволь мне сказать, великий княже! – взмолился Хотен. – Мы никогда не выкопали бы сей клад, если бы не мудрость отца митрополита…
– Отец мой духовный Клим плюётся, когда слышит об этом кладе, – перебил великий князь, – однако согласился принять для церкви драгоценный книжный оклад или потир, или другой предмет церковный, буде в сундуке окажется… Эй, ты что ж это – не мог побольше мешки разыскать? Не мешки сие у тебя, а чулки какие-то…
Однако ключник уже принялся поспешно набивать всякой золотой мелочью и гривнами добытый им из пазухи кожаный мешочек. Наполнив, завязал открытый конец шнурком и с поклоном передал Хотену. Тот невольно присел под тяжестью подарка, поблагодарил великого князя и задумался над тем, как довезет мешок, если выехал из дому без переметной сумы. О том, что он только что по-настоящему разбогател, не подумал.
– А мои дружинники да два подводчика Хотеновы? Повелишь нам с мечником наградить их из своих, великий княже? – услышал он грубый голос Радко.
– Расскажу я тебе, верный мой слуга, одну историю. Двоюродный прадед мой Святослав Ярославич, брат прадеда моего Всеволода Ярославича, умер на великом киевском княжении, а в год смерти его пришли к нему послы от немецкого цезаря. Святослав пышно их принял, славно, по-русски, угостил и, сам уже развеселившись, повел их в такой же подвал, только в старом тереме на Горе, показывать свои сокровище: золото, серебро, драгоценные ткани. Много там всего было. Немцы посмотрели, да и говорят: «Все сие немногого стоит, оно ведь мертвым лежит. Добрые воины лучше, ибо крепкие мужи добудут и больше сего». Единожды в год и надутый немец правду скажет! И как ты, Радко, мог подумать, что я забуду про твоих дружинников? Эй, Тимоня, проснись!
– А! Да я и не дремлю вовсе, великий княже, – пробурчал ключник, заворожено уставившись на словно бы и не уменьшившееся содержимое сундука. – Чего желаешь?
– Сейчас Радко тебе скажет имена дружинников, а мечник – подводчиков. Дружинникам по две гривны, подводчикам по три. Запиши на бересту, и выплати сразу же, как вернемся с войны.
– А подводчикам зачем на гривну больше? – спросил ключник с такой досадой, будто отдавать придется не Изяславовы гривны, а свои собственные.
– Они первыми погибли бы за мое сокровище, если бы дружина напоролась на врагов, – спокойно объяснил Изяслав. – Не смогли бы ускакать… Ну ладно, бояре, даю вам пару часов, чтобы схоронили свое золото. Потом прошу в полной готовности в мой шатер. Сперва большой военный совет отсидим, а там, слава богу, и передовой полк Юрьев подоспеет. Поразвлечемся, наконец! А мне тут еще надо кое о чем с Тимоней переговорить. Нет денег – и хлопот нет, а появились – тут-то и решай, кому в первую очередь отдавать долги.
Выбравшись во двор, приятели разобрались с мешочками: Радко вручил свой оруженосцу, чтобы положил в переметную суму, а Хотен засунул за пазуху – неудобно, тяжело, беременную бабу из тебя делает, зато надежно.
– Выходит, мне тоже положены три гривны серебра? – мрачно вопросил Хмырь.
– Угу, если живыми вы с войны вернетесь – князь Изяслав, ключник Тимоня да ты, – пояснил Радко голосом тоже отнюдь не радостным. – А теперь отстань на пару сажен, у нас с мечником важный разговор.
Хотен тем временем успел решить, что никакой церкви во имя святого Лаврентия строить не станет (такого грешника, как он, и каменная церковь не спасет), но тряхнет сумою на дело не менее богоугодное. То бишь положит богатый вклад за некую монахиню Несме…, нет, мать Алимпию, дабы жилось ей в обители получше, если уж стала черницей… Сперва отдаст в монастырь вклад, а как благодарить будет и будет ли вообще его благодарить, сие уж сама мать Алимпия решит. И тут он подкрутил ус и сам над собою… Что же это только что старик брякнул?