Возбужденный, но твердый голос Джанины прервал его:
– Никогда я их вам не отдам! Ни. за что!
Послышался довольно противный, бесстрастный голос тетушки:
– Вероятно, она их держит при себе.
– Несомненно! – прозвучал самоуверенный голос босса. – Обыщите ее! Очень сожалею, мисс Грант, что мы вынуждены проделать это публично.
– Отойдите! Хорошо… – сказала Джанина сдавленным голосом. – Кажется, у меня нет выбора…
– Давно бы так, – проскрипел голос тетушки.
Наступила пауза. Я представил несчастную Джанину, передающую главарю свой коричневый конвертик.
– Очень хорошо, мисс Грант… – проговорил главарь. – Да… Но где же документы? В конверте, как вы сами видите, только три кусочка картона!..
Вновь послышалось приглушенное: «Ах!» Видимо, этот сюрприз для Джанины оказался ошеломляющим.
Я вытащил из кармана маузер и сдвинул предохранитель. Голвейда покосился на меня, улыбнулся и вновь прислушался. Руки его по-прежнему были заняты саквояжем и автоматом.
– Мисс Грант, – потребовал голос главаря за портьерой. – Даю вам две минуты на ответ, где находятся документы. Не принуждайте нас применять к вам особые меры, которые так или иначе заставят вас заговорить. – После короткой паузы тот же голос продолжал: – В сумке, которую вы видите на столе, мисс Грант, находятся сообщения наших агентов в этой обреченной на гибель стране. Эта информация с большим искусством и риском собрана одним из наших коллег, тем самым, по указанию которого мисс Кэрью и направила вас сюда. Кстати, все, что вы нам дополнительно расскажете, а также ваши документы или фото, – все это будет приобщено к информации. Эта весьма ценная сумка ночью будет на цобережье, откуда попадет во Францию, а затем в Германию. И вы должны понять меня, мисс Грант. Я весьма заинтересован вложить в эту сумку также ваши сообщения и документы. От способа их получения от вас будет зависеть и ваша судьба, что, полагаю, вам ясно. Итак… Где документы?
Ответа я не стал ждать. Резко откинув нортьеру, я вошел в комнату.
Вся компания стояла вокруг стола. Я успел заметить напряженное лицо Джанины, стоявшей напротив допрашивающего ее главаря, внезапную судорогу на лице тетушки, заметившей меня, и почти мгновенное исчезновение наглых ухмылок с лиц мерзавцев-кавалеров, также заметивших мое вторжение.
– Извините за непрошеный визит, – проговорил я. – Но дом окружен.
Главарь, допрашивавший Джанину, после мгновенного замешательства с каким-то немецким проклятием сунул руку в карман.
Не помню, чтобы я когда-нибудь в свой практике нажимал на спусковой крючок маузера с таким удовольствием.
Не дожидаясь, пока главарь, зашатавшийся и уронивший револьвер, свалится на пол, и удержавшись от желания всадить в него хотя бы еще одну пулю, я дернул Джанину за руку и втолкнул ее в дверь позади себя, не сводя дула с остальных и пятясь к двери.
– Руки вверх! – крикнул я в заключение всей этой сцены, продолжавшейся не более двух секунд. В этот момент один из типов, стоявший несколько позади остальных выхватил пистолет. Я успел только невольно вздрогнуть от выстрела, раздавшегося у моего левого плеча, из автомата Голвейды. Выстрел был кстати, хотя сделан опять-таки без моего сигнала.
– Эрни! Действуйте! – поспешил я наконец дать ему долгожданный сигнал.
Эрни, не спуская глаз с банды, слегка кивнул в ответ.
Я схватил дрожавшую от нервного возбуждения Джанину и потащил ее за руку по коридору к выходу.
Только в прихожей я услышал выстрел.
Одиночный выстрел. Почему? Ошибка Эрни? Я остановился, прислушиваясь. Джанина, которую все била нервная дрожь, с тревогой посматривала на меня. Вдруг до наших ушей донеслись какие-то вопли, крики, потом приглушенный рев, стенания…
– Подождите меня здесь, Джанина, – сказал я. – Нужно взглянуть, что там случилось.
– Нет-нет! – быстро проговорила она. – Я с вами.
– Хорошо.
Мы медленно двинулись по коридору обратно. В руке я держал маузер наготове.
Внезапно среди наступившей было тишины раздался душераздирающий вопль, за ним другой, а вслед за воплями послышался странный хрип в сопровождении пронизывающего душу хохота. Сомнений не было: хохот принадлежал Голвейде.
Сунув маузер в карман, я решительно направился к месту драмы. Заглянув за портьеру, я увидел совершенно уникальную картину.
Оставшиеся в живых сидели связанными на полу вокруг какого-то приспособления, над которым священнодействовал Голвейда. Здесь же валялся его пустой саквояж, а рядом лежал автомат. Искаженные ужасом лица носили явные следы довольно невежливого обращения.