Многое он мог бы рассказать и о вечеринке у Маринетт. Совершенно очевидно, что именно там случилось что-то такое, что заставило Сэмми резко изменить свое поведение, вынудить его не узнавать меня, не разговаривать со мной, всячески избегать встречи.
Объяснением всего этого могло быть только то, что Сэмми слишком поздно понял грозившую ему опасность, понял, что имеет дело с хорошо организованной бандой, следящей за каждым его шагом и каждым его движением?
К этому выводу он мог прийти только на самой вечеринке и никак не раньше. Если бы он обнаружил серьезную опасность раньше, он несомненно, связался бы со Стариком и постарался бы передать информацию мне. Ничего подобного он не сделал.
Дождь вновь усилился, и я свернул в сторону к видневшемуся невдалеке какому-то амбару. Сильно выступавшие края его крыши отлично защищали от дождя, который, впрочем, нисколько не мешал моим мыслям.
Вопрос о роли Джанины вновь встал передо мной в связи с ее участием в той вечеринке. Возможно, Сэмми пригласил ее туда просто для отвода глаз, просто для того, чтобы создать впечатление, что он заинтересован только в приятном времяпрепровождении со своей подругой. Это впечатление он постарался укрепить тем, что проводил Джанину домой.
Но он ничего не сказал ей о своих подозрениях. И он ничего не сказал ей обо мне. Почему? Ответом на этот вопрос могло быть соображение Сэмми о том, что чем меньше Джанина будет знать, тем лучше будет для нее. Кроме того, он не сомневался, что в самое ближайшее время он встретится со мной. Видимо, он имел в виду утро.
Несомненно, Сэмми, подталкиваемый на вечеринку бледнолицым, надеялся там более осязательно нащупать следы секции. Именно для этого он пригласил туда и меня. Но то, с чем он там столкнулся, очевидно, было совершенно для него неожиданным. И именно об этом также многое мог бы рассказать Равалло.
В случае, если Сэмми действительно обладал неким документом большой значимости, документом, который в высшей степени интересовал секцию, то, спрашивается, куда он мог его девать? Он пишет в своей записке, что, когда начал выходить из состояния столбняка, в которое был ввергнут одурманивающим питьем, то увидел двух людей в своей комнате. По-видимому, в то время, как Сэмми был на вечеринке, голубоглазая «тетушка» приготовила снотворное и влила его в виски. В то же время, очевидно, начался тщательный обыск в его комнате, не давший никаких результатов. Позже обыску был подвергнут сам одурманенный Сэмми и вся одежда, находившаяся на нем. Когда он пришел в себя, начался допрос с применением всех дьявольских способов, с целью заставить его говорить. Но они просчитались: я не мог себе представить кого бы то ни было, кто мог бы заставить говорить Сэмми в случае, если он того не желал.
Из всего этого следовало, что документ или еще что-то в этом роде до сих пор не обнаружен.
Несомненно, это всеми разыскиваемое «нечто» было настолько важным, что Сэмми даже не мог пойти на риск иметь его при себе или держать спрятанным у себя в комнате. Странно… Очень странно, так как подобная мысль логически подводила к выводу об отсутствии этого «нечто» у Сэмми. Но в таком случае секция ошибалась? Действовала не по адресу? На этот вопрос Равалло вряд ли сможет дать сколько-нибудь вразумительный ответ.
Но какой-то весьма важный документ, представляющий ценность или опасность для гиммлеровской разведки существует бесспорно.
А не сможет ли об этом дать кое-какие сведения Джанина? Много или мало она знала обо всем этом деле? Во всяком случае вполне достаточно, чтобы иметь желание увильнуть от встречи с «тетушкой», когда последняя направилась к ней на Берити-стрит. Она знала достаточно, чтобы, не теряя времени, отправиться на Киннэул-стрит, проскользнуть на квартиру «тетушки» и попытаться кое-что поискать. Она, следовательно, должна знать или догадываться, что из себя представляет это важное нечто…
Нет никаких сомнений в том, подумал я, что только откровенный разговор с Джаниной мог бы сразу избавить меня от всяких догадок, предположений, излишних тревог и волнений, но где ее найти? Вырвать бы нужные сведения у Равалло… Отправные ключи для ее поисков он, безусловно, мог бы дать, если даже предположить, что точное местонахождение девушки он не знает.
В последнее время они весьма усердно охотились за Джаниной, и не исключено, что она уже у них в руках. В этом случае не надо было обладать большим воображением, чтобы представить себе обращение с ней этих дьяволов, высшим наслаждением для которых было оторвать крылышки у бабочки…
Если девушке удалось скрыться, и я найду ее, то мое поведение должно строиться на предположении, что Джанина ничего не знала обо мне и поступала совершенно правильно, избегая всяких откровенностей, она будет придерживаться такой линии поведения до тех пор, пока неопровержимые факты не убедят ее в том, что мы на одной стороне баррикад.
Странно, что ничего не сказав обо мне, Сэмми дал Джанине координаты тети. Для чего?
Очень вероятно, что он предупредил ее, что, если она попадет в затруднительное положение, то может обратиться к мисс Кэрью. Мне же на случай потери связи с ним, сунул на вечеринке записку со своим адресом. Это была моя отправная точка.
Дождь тем временем утих, я вышел из-под навеса и двинулся через мокрое поле к коттеджу, до которого было уже совсем близко.
Мысли мои переключились на Великого Равалло.
Вероятно, не в очень приглядном состоянии я его застану, думал я, но к черту чистоплюйство, важно, чтобы он дал нужные сведения.
К коттеджу я подошел со стороны поля. Открыв потихоньку дверь, я вошел в коридор и прислушался. Никаких звуков. Кругом все было тихо. Я закрыл-за собой дверь, включил фонарик, прошел по коридору и заглянул в кухню. Там я ничего не заметил. Тогда я направился прямо в ту комнату, где оставил Гелваду и Равалло. Секунду помедлив, я открыл дверь и заглянул в нее.
Моим глазам представилась совершенно неожиданная картина.
Возле камина на ящике сгорбившись сидел Гелвада. Свет от куска свечи, прикрепленной в неустойчивом положении на краю камина, падал ему на лицо, которое он подпирал обеими руками. Погасший окурок сигареты свисал с уголка его рта.
Весь его вид являл собой картину полного отчаяния и бесконечного уныния. С мрачной удрученностью он разглядывал пол перед собой и не сразу поднял голову, когда я появился на пороге.
В его глазах я прочел беспомощность и безнадежность. Очевидно, жизнь нанесла ему еще один сокрушительный удар.
Под стеной, почти прямо напротив двери, лежало тело Равалло. Никаких признаков жизни в нем нельзя было заметить. Его лицо было спокойно, и лежал он более или менее в естественном положении.
— Итак? — сказал я.
Гелвада пожал плечами, вынул окурок сигареты изо рта и нервным жестом бросил его в камин. Затем он ткнул большим пальцем в направлении Равалло и сказал:
— Он мертв! Эта грязная свинья обвела меня вокруг пальца, как пятилетнего ребенка! Хэй? А может, и в самом деле я никуда не гожусь? Такого со мной еще не бывало.
— И он так ничего и не сказал? — спросил я.
— Он и не имел шанса что-либо сказать.
— Как так?
— Сразу после того, как вы ушли, я принялся за приготовления аппарата для водной процедуры. Когда я собирался пойти на кухню за водой, я сказал ему: «Мой дружок, очень скоро вы будете рады побеседовать с Гелвадой. Я ни в коем случае не буду вас просить об этом. Вы сами будете умолять меня дать вам возможность поболтать как следует». Он посмотрел на меня довольно загадочными глазами и сказал, чтобы я убирался ко всем чертям, добавив при этом ряд изысканных ругательств. Все это он произнес тихим и каким-то странным голосом, что обязательно должно было насторожить меня, но я оказался полным идиотом и не обратил внимания на его поведение, торопясь наполнить ведро. Когда я вернулся из кухни, он был уже мертв. Он свалился с ящика и растянулся на полу.