Ночная темнота была достаточна, чтобы успокоить мои опасения относительно тетушки. Нашу процессию можно было распознать только с очень близкого расстояния. На пустынных улочках, однако, мы вообще никого не встретили в этот поздний час.
Голвейда, продолжая поигрывать своим ножом, что–то напевал себе под нос и выглядел вполне счастливым. Вероятно, он предвкушал приятное времяпрепровождение с Равалло в коттедже.
Мы подошли к коттеджу, прошли через сад и вошли в дом через оставленную мной незапертой дверь.
Включив электрический фонарик, я указал дорогу в маленькую комнату с высоким окном. Там я попросил Голвейду затемнить окно. Он проделал это самым простым образом, сняв с Равалло пиджак и повесив его на раму.
Равалло стоял в рубахе в центре пустой комнаты все с тем же выражением досады на своем упитанном лице. Однако к этому выражению примешивалось теперь еще что–то, мерцавшее в его глазах.
Я вынул из кармана приготовленную бечевку и, передавая ее Голвейде, сказал:
— Свяжите его.
Голвейда взял шнур и подошел к Равалло. Тот презрительно пожал плечами.
— Чего вы от меня ждете? Какую информацию хотите получить? Заранее скажу, что я ничего не знаю. И я недостаточно значительное лицо для того, чтобы знать секреты и говорить о них.
Мы молчали.
Равалло поднес руки к лицу, на секунду прикрыв его, и затем устало опустил их, глядя на Голвейду, который стоял перед ним со спокойной и счастливой улыбкой.
Эрни определенно предвкушал удовольствие от допроса немца.
— Свяжите его, — повторил я, — и используйте его носовой платок как кляп, если понадобится. Шум не очень желателен. Обыщите его.
Бельгиец усмехнулся.
— Разумеется, — сказал он и принялся за Равалло. С большим искусством он связал ему кисти рук и лодыжки.
Сунув пистолет в карман, я осмотрел при помощи фонарика соседние помещения. В одном из них я нашел деревянный ящик и притащил его в комнату с высоким окном.
Глядя на Равалло, я чувствовал на себе косой и внимательный взгляд Голвейды. Несомненно, он пытался догадаться, далеко ли я собирался зайти. Собирался ли я действительно заняться делом и поручить ему,
Голвейде, добыть информацию у этого немца или просто занимался блефом.
Нет, я не блефовал. Этот вопрос мною уже был решен. Я видел, и вполне достаточно, то, что немцы и японцы проделывают с людьми, чтобы беспокоиться о том, чтобы не повредить как–нибудь их агента, добывая у него нужную информацию. И я прекрасно знал, что проделал бы со мной этот немец, если бы был на моем месте.
Все эти соображения меня мало занимали и беспокоили. Для меня был важен вопрос о том, много или мало знал этот немец, насколько значительна роль, которую он играл во всем этом деле. Я уверен был, что эта роль немаловажна. Помимо того что он безусловно был участником допроса и убийства Сэмми, что дало ему возможность выдать себя за Сэмми в беседе с мисс Кэрью, помимо этого он несомненно являлся имитатором моего собственного голоса. Кто же, как не он, телефонировал Элисон Фредерикс на квартиру миссис Вейл и от моего имени предложил ей прибыть на Намюр–стрит? Элисон ни за что на свете не отправилась бы туда, если бы не была уверена в том, что с нею разговаривал именно я. Если бы у нее возникли какие–либо сомнения, она непременно позвонила бы мне. Но она этого не сделала. Она была убеждена, что с ней говорю я. На деле же с ней говорил Равалло.
Если все это было так, а иначе и быть не могло, то, следовательно, Равалло где–то слышал мой голос. Где же? Единственным таким местом, по–видимому, могла быть квартира Маринет, где состоялась злополучная вечеринка.
Вероятно также, что он был одним из двух мужчин, которые пробрались в комнату Сэмми, находившегося в одурманенном состоянии, произвели обыск и утащили его для допроса и расправы в какое–то другое место.
Так или иначе, это был активный участник банды тетушки — Бетины, убежденный сотрудник гиммлеровской разведслужбы.
В его деятельности была еще одна сторона, и притом весьма важная. Он был актером эстрадного плана, свободно передвигающимся по всей стране, без препятствий выступающим в кинотеатрах, мюзик–холлах, провинциальных театрах, и его появление в закрытых зонах, запретных во время войны местах ни в ком не могло вызвать какие–либо подозрения. Положение для информатора просто идеальное.
Большой удачей, прямо–таки счастьем, можно было, пожалуй, считать то обстоятельство, что ни тетушка, ни кто–либо другой, по–видимому, не заметили моего присутствия в Воллинге. Это значит, помимо прочего, что Равалло мог быть не особенно осторожным в последнее время.
Это следовало проверить, когда Голвейда приступит к его допросу.
Тетушка и Бетина теряют сегодня своего крупного сотрудника. Они могут создать немалую угрозу Фриби. Не пытается ли он в данный момент установить со мной контакт? Не пытается ли наша Бетина Вейл заманить его в какую–либо западню?
В считанные секунды все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я стоял и смотрел на немца, а Голвейда настороженно поглядывал на меня.
— Садитесь на ящик, Равалло, — сказал я.
Он спокойно уселся на указанное место с видом полного безразличия ко всему происходившему. Казалось даже, что он надеется на что–то непредвиденное.
Эрни Голвейда стоял у грязного камина, прислонившись к его полуразрушенной облицовке, и спокойно курил, наблюдая за выражением лица гитлеровца.
Я также закурил сигарету и, стоя перед Равалло, начал:
— Слушайте… И слушайте внимательно. — Я выпустил колечко дыма и продолжал: — Вы работаете для одной из гиммлеровских заграничных секций. Вы связаны с одной хорошо одетой женщиной с голубыми глазами. Сегодня вечером она навещала вас в вашем служебном кабинете в кинотеатре. Я хочу знать, зачем она к вам приходила, какие у вас с ней дела. Это первое. Второе, — продолжал я, — заключается в следующем. Вчера, вероятно по указанию этой голубоглазой женщины, вы телефонировали мисс Кэрью в Чипингфилд. Вы имитировали голос ее племянника — Сэмми Кэрью, — голос, который слышали раньше. Вы сказали мисс Кэрью, что вы ее племянник, что к мисс Кэрью вскоре явится одна молодая женщина по имени Джанина и что эта Джанина будет интересоваться вами и тем, где она может вас увидеть или разыскать, и что с этой целью она может говорить ей, мисс Кэрью, разные небылицы, вплоть до того, что он, Сэмми, якобы убит. Вы сказали мисс Кэрью, что ни при каких обстоятельствах она не должна говорить Джанине о том, что вы ей звонили. Вы дали указания мисс Кэрью о том, что именно она должна говорить Джанине. Особенно вы предупредили ее относительно возможности моего прихода к ней и предостерегли против каких бы то ни было разговоров со мной по существу. Вы же дали ей описание моей внешности. Так вот. Я хочу точно знать, что именно вы ей говорили. Следующее, — добавил я, затянувшись дымом ароматной сигареты, — что мне нужно, это сведения о леди, носящей имя Бетины Вейл. Мне нужно знать ее настоящее имя и какую роль она играет в вашей организации. Вот так. — Сделав небольшую паузу, я сказал: — — Разумеется, я желаю прочесть всю книгу, а не только ее отдельные страницы и собираюсь вытащить из вас все ее содержание тем или иным путем. Все, что вы будете говорить, мы проконтролируем с позиции соответствия сказанного истине. Ваша обработка, ее степень и способы — все будет, разумеется, зависеть от вас. Вам это понятно?