— Что ж, — сказал я, — это ваше дело. Но у меня к вам есть еще одна просьба.
— Просьба?
— Да. Как только увидите мисс Джанину, будьте добры сообщить ей о том, что я дважды ее навещал и что мне непременно нужно ее повидать.
— Хорошо.
— Скажите ей, что если мы не встретимся здесь, то это можно будет сделать на… Киннаул–стрит. Возможно, для нее это будет удобнее.
— Хорошо. Передам, — так же кисло проговорила она и захлопнула перед моим носом дверь.
Мне оставалось только повернуться и направиться к тому месту, где стояла моя машина.
Теперь у меня не было никакого сомнения в том, что кто–то постарался основательно обработать хозяйку квартиры и настроить ее против меня. Кто это мог быть? Скорее всего, сама Джанина. И я подумал, что, пожалуй, не так уж она нравится мне, как казалось, и что если мои соображения о ее принадлежности к группе тетушки окажутся верными, то удивляться мне не придется. Правда, в интересах справедливости, следует признать, что некоторые основания быть настроенной против меня у нее имелись. Ни она, ни квартирная хозяйка не имели доказательств моей непричастности к обыску в комнате Джанины…
Включив мотор, я вновь медленно проехал по Верити–стрит. Нетрудно было заметить, что полоска света из окна гостиной Джанины больше не пробивалась наружу. Кто–то уже позаботился об этом.
Я свернул в сторону и направил машину на Киннаул–стрит. Не исключено было, что дополнительный тщательный осмотр местожительства одного из главарей мог кое–что дать. При первом осмотре я не был в курсе дел этой самой скользкой тетушки. Я подумал, что будет весьма забавно, если дверь откроет, она сама. Впрочем, я знал, что этого не будет. Тетушкй не могла быть в этом доме с тех пор, как почувствовала, что она опознана нами, особенно после событий на Намюр–стрит. А почувствовать это она должна была. Не говоря уже о перце… В данный момент, кроме того, она почти наверное в Боллинге.
Не доезжая до дома тетушки, я остановил машину и двинулся пешком. Дом был погружен в полнейшую темноту. Казалось, он пуст и необитаем. Я нажал кнопку звонка у дверей. Ни малейшего эффекта. Я попробовал наружную дверь. На этот раз она оказалась запертой.
Улица была тихой и пустынной. Нигде не было видно ни души. Я вынул свои отмычки и принялся за дверь. Замок был несложный, и через несколько секунд я уже был внутри.
Закрыв за собой дверь, я прислушался. Все было тихо.
Расположение комнат в доме мне уже было известно достаточно хорошо. Освещая себе путь электрическим фонариком, я поднялся по лестнице и сперва заглянул в столовую, где в последний раз встречался с тетушкой. Комната выглядела точно так же, как и в прошлый раз. На столе стояли тарелки, чашки, лежали вилки, ножи, салфетки — все это было расположено в том же порядке. Кресло тетушки валялось на полу, оставленное в таком положении при ее поспешном бегстве из комнаты.
Никто, очевидно, здесь не был после моего последнего посещения.
Пройдя в комнату Сэмми и бегло осмотрев ее, я пришел к заключению, что и здесь, по–видимому, никого не было. Одежда была разбросана примерно в том же беспорядке, в каком я видел ее в прошлый раз.
Окна были затемнены плотными занавесками, и я включил электрический свет, продолжая разглядывать хаос в комнате и пытаясь представить себе возможное поведение Сэмми накануне трагедии.
А что, если предположить, что Сэмми действительно имел какой–то документ, которым так интересовались обыскивавшие его комнату? Эта мысль давно уже не давала мне покоя.
Я присел в кресло, закурил сигарету и, внимательно вглядываясь во все уголки, пытался проникнуть в тайну исчезновения документа.
Энергичные и решительные поиски свидетельствовали о том, что подобный документ, чрезвычайно важный и весьма опасный для них, существовал или существует. Из–за этого документа был убит Сэмми, была предпринята попытка обыскать мою квартиру и подвергнуть меня самого личному обыску в подвале на Намюр–стрит. В самом наличии такого документа сотрудники группы не сомневаются и не сомневались. Можно также не сомневаться и в том, что этот документ нигде не обнаружили.
С другой стороны, неизвестен он и нам. В противном случае Старик знал бы об этом первым, а за ним и я. Не было его и при Сэмми. А мог ли он быть в его комнате?
Прежде всего надо предположить, что документа он вообще не имел. Но задолго до вечеринки он иметь его не мог. Это исключено. Остается только предположить, что
Сэмми мог стать обладателем этого документа непосредственно перед самым уходом на вечеринку. Не исключено, что этот документ был передан ему Джаниной, если, разумеется, отбросить мою первую версию о ней самой. Допустим, что это было так. И допустим, что по той или иной причине Сэмми не придал документу чрезвычайного значения и решил его пока припрятать. Припрятать на несколько, скажем, часов. При себе такой документ он не решился бы держать. А не мог ли он его спрятать в своей комнате? Исключено. Абсолютно исключено.
Докурив сигарету и вдавив окурок в пепельницу, я поднялся, выключил свет и вышел в коридор.
Включая на короткие промежутки времени свой фонарик, я прошел по коридору к спальне тетушки. Дверь оказалась плотно прикрытой, но не запертой. Я вошел и, убедившись в том, что окна здесь тоже были затемнены, включил свет и оглядел комнату.
Спальня была довольно хорошо обставлена и выглядела привлекательно. Большая кровать стояла у стены, слева от дверей. Покрывало было откинуто, как если бы тетушка начала готовиться ко сну. Справа от дверей, возле оконной ниши, был расположен небольшой, но удобный письменный столик. На нем находились пресс–папье, чернильница, ручка, карандаши, настольный календарь, стопки бумаги, конверты, перочистка, почтовые марки, зажимы для бумаги и прочие вещи, которыми так любят окружать себя дамы в возрасте во время письма. Над столиком, кроме того, возвышалась полка с маленькими подносиками, наполненными скрепками, перьями, кнопочками и разными безделушками. Здесь же лежала особая тетрадь с почтовыми марками.
Я подумал, что тетушка была достаточно мелочной и дотошной особой в те часы, когда не была занята перерезыванием чьей–либо глотки. или чем–то другим в этом роде.
Почти рядом со столиком располагался красиво инкрустированный камин. Он отапливался газом, но в топке громоздилась груда искусственного угля.
На камине среди прочих безделушек стояла фотография в серебряной оправе хозяйки спальни. Я подошел и взял ее в руки, почти машинально, просто потому, что люблю рассматривать фотографии. Тетушка смотрела на меня с лукавым вызовом, словно говоря: «А ну–ка отгадай!» Я нагляделся на нее вдосталь, даже поднес фото к электролампе. И физиономия этой шпионки все больше внушала мне отвращение. Когда я ставил фотографию на прежнее место, случилось непредвиденное. Я нечаянно задел застежку на задней стороне рамки, стекло сдвинулось, и фотография упала на пол. Однако не одна — вместе с ней выпал небольшой коричневый конверт. Очевидно, он был засунут под фотографию.