— Вы видели фотографию его сына? — спросил Фэйрбротер. — Я бы поспорил, что Генри Стил может хорошо исполнить роль египетского бога.
Леди Тивертон покачала головой. — Это слишком ужасно. Они были нашими друзьями. Это невозможно.
Я предложила ей тонкую улыбку. — Что сказал Наполеон, моя леди? «Невозможное — это слово, которое можно найти только в словаре дураков».
— Аминь, — сказал Патрик Фэйрбротер, поднимая свою чашку с чаем в тосте.
Мы покинули Тивертонов, выйдя из теплой элегантности лобби Садбери на темнеющую улицу. Осколки льда сияли в свете уличных фонарей, и Лондон вокруг нас торопился, суетясь в наступающих сумерках.
— Хорошо, — сказала я Стокеру, засовывая край перчатки под манжету. — Я чувствовала, что ты урчал, как вулкан там. Ты мастерски сдерживался, но теперь в этом нет необходимости. Можешь произнести свою речь.
Его челюсть стала жесткой. — Это тот позорный бизнес с мумией. Они хотят выставить ее на обозрение.
— Только ее саркофаг, — поправила я.
— Этот саркофаг — футляр для мумии, внутренняя оболочка ее гроба, — возразил он. — Там должны быть, по крайней мере, еще два, окружающих его, и усыпальница, чтобы поддерживать все это вместе. Показывать саркофаг — все равно что пустить сброд в Виндзор, чтобы увидеть королеву в ее ночной рубашке.
Я проигнорировала упоминание моей бабушки и попыталась понять его точку зрения. — Такие развлечения были модными на протяжении десятилетий, — отметила я.
— Развлечения? — Он повернулся ко мне лицом, свет от ближайшего уличного фонаря резко подчеркивал выражение обличения на его лице. — Ради Бога, она была человеком! Она заслуживает того, чтобы ее оставили в покое, а не выставляли напоказ как ярмарочную забаву для людей с полушиллингом за вход.
— Пять гиней, — поправила я.
— Мне все равно, если они берут тысячу гиней и Кохинор[3] впридачу. Это неправильно.
— Ты ученый, — напомнила я ему. — Конечно, ты ценишь открытия, которые могут быть сделаны из исследований мумии принцессы.
— Исследования, да. Подготовленными учеными, при уважительных обстоятельствах. Это же не что иное, как карнавальное шоу, немного театральной чепухи, чтобы набить карманы сэра Лестера Тивертона. Этот человек ничем не лучше Барнума, торгующего своими уродцами по цене входного билета.
Продавец орехов раскрыл свой жаровню, поставив сковороду для жареных каштанов. Проходящий мимо мальчик слегка толкнул меня и пробормотал извинения, сорвав с головы твидовую кепку. Стокер положил руку мне под локоть и повел меня к тротуару. Я долго молчала, ожидая, что он снова заговорит.
— Когда-то она была человеком, — наконец сказал он. — Она гуляла, дышала, любила, и у нее было имя. Анхесет. Оно начертано на скарабее, который кто-то положил на нее для защиты в загробной жизни. Это следует уважать, вместо того, чтобы позволить толпе глазеть на нее. Она заслуживает того, чтобы покоиться с миром.
Я подняла бровь. — Стокер, какой ты ужасный романтик.
Он открыл рот, но я подняла руку. — Я согласна с тобой. Есть что-то очень неприятное в идее о показе принцессы для развлечения прохожих. — Я улыбнулась. — Еще одна причина, чтобы найти Джона де Моргана и диадему принцессы. Возможно, если мы вернем драгоценность сэру Лестеру, он будет достаточно благодарен, чтобы выслушать небольшое убеждение по этому вопросу.
Стокер на секунду задумался, а потом вдруг взял меня за руку. — Давай. Есть кто-то, с кем ты должна встретиться. — Он направил меня за угол ко входу персонала в отель. Вырвав листок из блокнота, он набросал поспешную записку и сунул ее в руки ожидающего мальчика-посыльного вместе с мелкой монетой. — Отнеси это месье д'Орланду, — проинструктировал он.
Мы подождали несколько минут, топая ногами от холода. Внезапно дверь открылась, и из нее прокатилась теплая волна воздуха, пропитанного корицей, дрожжами и жареным мясом. Появился мужчина в безукоризненно чистом двубортном белом халате. На его голове сидел ворсистый алый бархатный берет, и он носил тонкое золотое кольцо на своем мизинце.
— Ревелстоук! — крикнул он с явным восторгом, его лицо озарилось улыбкой.
Стокер улыбнулся, и оба мужчины обнялись, хлопая друг друга по спине. — Вероника, это Жюльен д'Орланд. Жюльен, это мисс Спидвелл.
Парень был, возможно, ровесником Стокера, с длинными тонкими руками и кожей насыщенного шелковисто-коричневого цвета Nymphalis antiopa, бабочки Camberwell Beauty. Он предложил мне широкую улыбку. — Мадемуазель Спидвелл. — В его голосе прозвучал мягкий соблазн французского акцента, а темные глаза были выразительными.
3
Знаменитый индийский бриллиант, история которого восходит к 14 веку. Он перешел в британское владение при аннексии Пенджаба в 1849 году и был установлен в короне королевства для коронации Георга VI (1937).