Шляпа миссис Маршвуд дрожала от ярости. — Гадкое существо! — Она начала другой ядовитый монолог, критикуя мою мораль и внешность, прежде чем вернуться к предмету недостатков своего бывшего зятя. Стокер стоически принимал все оскорбления, которые она навалила на него, скрестив руки на груди и рассматривая свою тещу.
Мне надоели ее язвительные высказывания, и я быстро вмешалась, прерывая ее поток.
— Как вы думаете, что случилось с Джоном де Морганом? — спросила я.
Она яростно моргнула.
— Что с ним случилось? Конечно, он сбежал. Он украл эту диадему и бросил мою дочь.
— Вы уверены в этом? — спросила я. — Г-жа де Морган, похоже, так не считает.
Миссис Маршвуд с отвращением скривила губу. — Я не отчитываюсь перед вами, мисс Спидвелл.
Я проигнорировала провокацию. Честно говоря, это не была одна из ее лучших. — Г-жа Маршвуд, постарайтесь использовать немного интеллекта, как бы это ни было трудно для вас, — проинструктировала я. — Нет никаких доказательств того, что Джон де Морган украл диадему и бросил свою жену. Никто не знает, что с ним стало. Конечно, правда, какой бы болезненной она ни была, была бы лучше, чем нынешнее положение дел.
— Благополучие моей дочери не ваша забота, — ответила она.
— В этом мы полностью согласны. Но факты исчезновения де Моргана должны быть установлены. Ваша дочь не может даже быть признана законной вдовой без тела, — отметила я.
Старуха откинулась назад, ее тонкие губы внезапно стали бескровными. — Кэролайн нельзя оставлять в подвешенном состоянии. Это невыносимо.
— Тогда помогите нам узнать, что случилось с ее мужем, призвала я.
Она ничего не сказала, но ее рот яростно работал, когда она грызла свои собственные губы.
Через мгновение я вздохнула. — Неважно, Стокер. Миссис Маршвуд невозможно убедить увидеть причину. Позвольте откланяться.
Я достала свою карточку и оставила лежать на садовом сиденье. — Вы можете связаться с нами по этому адресу, если передумаете.
Она сжала губы. — Я должна подать жалобу в полицию, что вы ворвались в наш дом без приглашения. Это послужит вам уроком.
Стокер, который направился уходить, повернул назад. Листовые тени папоротников играли на его лице, как зазубренные пальцы, придавая ему угрожающий вид, и он говорил тихим ужасающим голосом, которого я никогда не слышала раньше.
— Прежде чем сделать это, подумайте обо всем, что вы сказали обо мне, о каждом злодеянии, которое вы приписали мне, о каждом грехе, который вы совершили у моей двери. Перечитайте для себя мой каталог жестокостей и спросите себя, действительно ли вы хотите спровоцировать меня.
Миссис Маршвуд отшатнулась, ее губы дрожали. Она подняла костистый палец, который дрожал от ярости и страха. — Убирайтесь!
Мы не оглядывались назад.
Глава 10
Мы вернулись в Бельведер в тишине, и я не успела еще снять свое пальто, как Стокер сбросил свое, поспешно вытащил пробку из бутылки и налил здоровенную меру в зубную кружку.
— Стокер… — начала я.
Он поднял кружку, выплескивая содержимое. — Пей со мной или убирайся к черту, — приказал он.
Я протянула руку, и он отдал мне зубную кружку, а сам выпил прямо из бутылки. Он поднялся по небольшой лестнице к уютной комнате на верхнем этаже, отшвыривая окаменелый копролит с дороги. Он бросился в кресло, а я помешала огонь и повесила шляпу.
Между глотками чрезвычайно дорогого односолодового напитка он сорвал с себя воротник и галстук, жилет и манжеты, отбросив их в сторону. Я заняла кресло напротив, делая глоток.
— Поможет ли, если я попрошу прощения? — наконец спросила я.
Он наклонил голову. — Я не одна из твоих чертовых бабочек, Вероника.
— Я никогда не думала…
— Да, ты думала. — Он опрокинул бутылку, делая еще один глубокий глоток виски. — Тебе нравится думать, что ты умнее всех, и дьявол тебя забери, как правило, так и есть. Тебе нравится класть людей в маленькие коробочки, как тех чертовых мотыльков: булавку в грудную клетку и наколоть на карточку, чтобы рассматривать, когда тебе скучно.
Я смотрела в огонь, ничего не говоря.
— Ты думаешь что знаешь меня. Ты меня отсортировала — Homo sapiens exsolutus. У него довольно впечатляющее кольцо, не так ли?
— У тебя плохая латынь, ответила я, сохраняя небрежный тон. — Ты должен был сказать vulneraverunt.
Он невесело рассмеялся. — Даже сейчас ты не можешь ошибаться. Но ты ошибаешься. Ты так невероятно, невыносимо неправа.
Я чуть не повернула голову тогда. Я чуть не обернулась и не сказала ему, что поняла его: я знала, что он любит Кэролайн. Он любил ее со страстью, которая оправдывала все, что она с ним сделала, и не притуплялась. Возможно, он любил ее больше за ее жестокость, подумала я. Было бы грустной иронией, если бы это было так. Как ужасно трагично нести факел для женщины, которая бросила его и раскрыла его секреты недоброжелательному обществу. Но как часто мы учимся целовать ботинок, который нас пинает?