Он продолжал горьким голосом. — Я рад, что ты видела ее. Она прекрасна, не так ли? Как ангел, спустившийся на землю. Это то, о чем я подумал, когда впервые увидел ее. Это самое ужасное клише, но оно ей подходит. Она не с этой земли. Вот что сказал бы поэт. Я был стеснительным с ней. Ты можешь себе это представить? Первый раз, когда я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, меня затрясло. Рука, которая убивала людей в битве и спасала в хирургии, дрожала, когда коснулась ее. Какой грешник осмелится дотронуться до края платья святого?
Я позволила ему говорить, но это молчание стоило мне дорого. Каждое слово, что он произносил, разрывало меня, сжимая до костей, пока он говорил, перечисляя ее совершенства. И хуже всего было то, что он говорил правду; она была самым милым существом, которое я когда-либо видела. Менелай мог запустить тысячу кораблей, чтобы вернуть Елену, но сами боги поссорились бы из-за Кэролайн де Морган.
— Я никогда не чувствовал себя достойным ее, — сказал он после еще одного глубокого глотка из бутылки. — Ни разу. Она была такой нетронутой и застенчивой. Мы едва произнесли два слова наедине, прежде чем я встал на колени в залитом лунным светом саду и попросил ее выйти за меня замуж. Она была слишком робкой, чтобы ответить мне. Она побежала к своей матери, которая передала мне счастливые новости. День, когда я женился на ней, должен был стать самым счастливым в моей жизни, но не стал. Ты знаешь почему? Знаешь? — потребовал он, протягивая ногу в сапоге, чтобы подтолкнуть мой стул. Я оставалась совершенно неподвижной. — Потому что я никогда не верил, что она моя. Я не заслуживал ничего такого прекрасного. Я знал, кто я, кто мой отец, моя мать. Моя маленькая грязная душа была просто путаницей компромиссов, лжи и отчаянных поступков. Испорченный от рождения обманом других людей, — с горечью сказал он. — Но я спросил, и она согласилась. Она вышла за меня замуж, и я увез ее в Бразилию. Я думал — ну и дурак я был — что это будет грандиозное романтическое приключение.
Он замолчал, его взгляд блуждал. Его не было со мной, когда он сидел в уютной обстановке Бельведера, с холодным британским февралем снаружи и теплым огнем внутри. Он топтал джунгли Амазонии со своим лучшим другом и своей прекрасной невестой.
Я прочистила горло. — Джунгли, грязь и крокодилы, — сказала я легко. — Я не знаю, сильно ли я виню ее за то, что она вернулась в Англию без тебя. Я полагаю, что с его стороны было весьма по-джентльменски сопровождать ее домой, если ей не нравилось путешествовать в таком диком месте.
Он наклонил голову, его улыбка была холодной. — Моя дорогая Вероника, ты не понимаешь. Она не уехала с ним. Она оставила меня ради него. — Он пронзил меня своим взглядом. — Разве ты не поняла? Я никогда не был тем, кого она хотела. Я взял ее в жены, и я подумал, что это значит: Бог понял, Бог простил меня. Просто грязный маленький «подмененный ублюдок». Так меня называли мои братья, и они были правы. Я был не чем иным, как продуктом какого-то безумного кувырка людей, которые никогда не должны поддаваться своей похоти. Ты из всех людей понимаешь это, не так ли, Вероника?
Я выбралась из кресла. Я подошла к плите, взяла пустой угольный колпак и осторожно положила его рядом со стулом.
— Ты выпил ужасно много. Если ты хочешь быть больным, пожалуйста. Я не буду убирать за тобой.
Я не оглядывалась, когда уходила, но его смех следовал за мной вниз по лестнице в темноту.
На следующее утро у меня не было настроения для работы. Я начала дюжину проектов и отбросила их, разъяренная на себя, на Кэролайн де Морган, и полностью отказавшись от благотворительности к Стокеру. Я могла вынести все, кроме его ненависти к себе. Я была готова к развлечению, и когда пришла записка от леди Тивертон, приглашавшая меня встретиться с ней в Клубе Любознательных, я поднялась на ноги и потянулась за шляпой, прежде чем закончила ее читать.
Клуб для любознательных был уникальным учреждением. Формально известный как Клуб Ипполиты, и его целью было наставление и поддержка женщин, тянущихся к приключениям и достижениям. Членство было строго частным и только по приглашению; мне было разрешено затемнить его священные залы только один раз в качестве гостьи сестры лорда Роузморрана. Я очень хотела вернуться, и даже если бы я не стремилась к компании леди Тивертон, приманки самого клуба было бы достаточно. День ярко рассветал с доблестным зимним солнцем, делающим все возможное, чтобы изгнать угольный туман и серые облака, которые скользили на горизонте. Сугробы снега на краю тротуара были запачканы сажей и другими невыразимыми вещами, но время от времени я мельком видела через садовые ворота нетронутые белые полосы, сверкающие на солнце.