Спустившись в туалет, Ковальский неторопливо снял очки и положил их на раковину белоснежного умывальника. Затем, развернувшись к Семену и придав себе чрезвычайно нахальный вид, развязно, вызывающе так, промолвил:
– Я вижу, «мент», как на тебя Викуля посматривает… очевидно, ты решил, что раз ты «в погонах», то тебе все будет дозволено? В этом случае даже не думай, а не то я тебе…
Не договорив фразу, полупьяный женишок, претендующий на руку прелестной красотки, расправил на правой руке пятерню и занес ее высоко вверх, как бы изготовившись для удара.
– Не то, что? – спокойно спросил участковый, ехидно улыбаясь и еще больше подзадоривая новоявленного знакомого, внезапно перешедшего в разряд непримиримого недруга. – Поколотишь, что ли, меня? Так вначале я хочу задать тебе один, совсем нетрудный, вопросик?
– Какой? – опуская руку, произнес неугомонный влюбленный.
– Аркаша, может, не надо?
– Это почему же еще?
– Знаешь ли, – злорадно усмехаясь, продолжал подначивать неприятеля полицейский, все более предвкушая неотвратимую стычку, – как говаривал в свое время один небезызвестный литературный герой, занятие сие сильно уж хлопотное, – немного переврал он высказывание, пришедшее на память из прочитанного в далеком прошлом романа.
– Вот мы сейчас и посмотрим, – уже не в силах далее сдерживаться, прохрипел полупьяный Ковальский срывавшимся от гнева голосом и, широко размахнувшись, направил свой правый кулак в лицо не вовремя появившегося соперника.
Для опытного бойца, каким являлся Семен, подобное нападение не смогло бы стать чем-то неожиданным либо из ряда вон выходящим; во всяком случае он ловко увернулся, резко отстранил корпус в сторону и одновременно повернул его на девяносто градусный угол, сделав левой ногой небольшой полушаг… несмотря на грубое нападение, сам он никаких ответных движений пока проводить не стал. Между тем его пьяный противник, разошедшийся уже не на шутку, попытался нанести «врагу» еще не менее пяти похожих ударов, попеременно чередуя левую и правую руку; однако ни один из них так и не достиг назначенной цели, потому как Королев, словно бы издеваясь, сложил за спиной ладони и «уходил» от нападения способом, аналогичным проделанному, – отклонялся корпусом то вправо, то влево.
Вдоволь намучившись с избиением пустого пространства, Ковальский решил сменить тактику нападения и произвел выпад правой ногой, направляя ее вперед и намереваясь попасть в паховую область излишне ловкого недруга. Однако и в указанном случае обученный полицейский нисколько не сплоховал: резко переведя из-за спины руки вперед, он скрестил их как ножницы, перехватил опасное маховое движение и, замкнув своеобразный «замок», заключенный правой кистью на пятке, левой же на носке, произвел резкое скручивающее воздействие. Даже подготовленный человек, причем полностью трезвый, в создавшейся ситуации был бы обречен на болезненное падение – чего уж говорить про изрядно подвыпившего поляка! – словно мешок с песком, он плюхнулся на переднюю часть своего туловища, ударившись (в том числе и всем лицом) о кафельное покрытие туалетного пола; из носа у него сразу же потекла разноцветная кровь (смешанная со слизистым выделением), под глазами подплыло – можно было не сомневаться, что его переносица сломана. После такого столкновения, то бишь поражения, у кого угодно отпало бы желание продолжать поединок; но тем не менее, чтобы закрепить достигнутый им успех, участковый уполномоченный запрыгнул на спину Ковальского, резким движением завел его правую руку за спину, уперся в нее своей аналогичной ногой, создав сильное болевое воздействие; затем привычным манером, необходимым при проведении любого приема, недружелюбно скомандовал:
– Левую руку расслабить и немедленно завести назад!
Поскольку сопротивляться дальнейшего смысла не было, побежденный «вояка» исполнил отданное ему приказание, в результате чего Королев с легкостью добился искомого результата. Когда верхние конечности соперника были надежно между собой скреплены, опытный боец обхватил подбородок недавнего, чересчур «распетушившегося», бойца обеими ладонями снизу и, натягивая переднюю часть шеи, болевым приемом завел голову назад, и немного напряг. Аркадий закряхтел. Убедившись, что все внимание недоброжелателя в последующем будем «приковано» исключительно к доводимым им фразам, полицейский начал декламировать, по его мнению, прописную, неоспоримую истину:
– Вот, знаешь ли, «дорогой друг», ну, никак я не хотел залезать в ваши с Викою отношения, но, извини, после всего здесь случившегося поступить так буду просто обязан. А если же вдруг случится, что она неожиданно выберет мою незначительную персону, то это будет ее свободный выбор, и ты, паршивец, ты, эдакий, ничего сделать не сможешь; выражаясь понятнее, пускай девушка сама решит, кто ей наиболее дорог, – надеюсь, моя нехитрая мысль понятна?