МакБрайд направил фонарь им в физиономии и включил его.
— Чтоб тебя черти драли! — донеслось из группы.
— И вам того же желаю! — отозвался Кеннеди.
Вел спускавшуюся группу Чак Девор, нагруженный брезентовым мешком. Один из его сопровождающих вскинул руку, выстрелил. Пуля разбила фонарь и пропорола левую ладонь капитана. Он выругался, выстрелил, тут же возле его левого уха заговорил револьвер Керра.
— Назад! — раздалось в группе Девора.
— Вперед! — крикнул МакБрайд.
Керр опередил капитана, стреляя на бегу, помчался вверх. Один из убегающих рухнул в пролет лестницы. Кто-то отстреливался. Пуля лизнула щеку Керра. Кеннеди охнул и схватился за левое плечо. Доннеган вдруг споткнулся и осел на ступеньки. МакБрайд остановился и выстрелил трижды. Сверху раздался двухголосый вопль, один из голосов тут же перешел на хрип.
МакБрайд заметил, как в прямоугольнике окна появилась мужская фигура. Мужчина обернулся, в руке его что-то вспыхнуло, и фуражка слетела с головы капитана. Ствол в руке МакБрайда тявкнул, и мужская фигура плавно сложилась на полу. В окне над ним виднелись хвостовые огни удаляющихся автомобилей. Под крышей пивоварни наступило относительное затишье. МакБрайд включил свой фонарик. Тяжело дыша, прихромал Керр. Кеннеди тихо матерился, прилаживая носовой платок к ране в плече. На полу валялись мертвые бандиты. Капитан склонился над Доннеганом.
— Не говорить мне больше «Поехали, Доннеган», — с какой-то досадой проронил он.
Луч фонаря задержался на лежавшем у окна гангстере. Это был Девор, его рука все еще сжимала брезентовый мешок. МакБрайд рванул мешок — по полу рассеялись доллары: пятерки, десятки, двадцатки. Капитан сгреб ногой бумажки обратно, сунул мешок Керру и направился к двери. За нею оказалась большая комната, почитай, целый зал. Капитан нащупал у двери выключатель. Вспыхнула люстра. Беспорядок полнейший.
— Черт! — удивленно изрек Кеннеди.
Повсюду в зале были покойники. Но восклицание Кеннеди относилось все же не к мертвецам, а к обстановке. Рулетка, стол «фараона», полдюжины карточных столов с выемками для фишек, два из них опрокинуты. На полу, как конфетти, разбросаны карты да фишки. На окнах тяжелые бархатные шторы, под потолком вентиляторы.
— Ну, зря я тебя сюда тянул? — криво усмехнулся МакБрайд.
Кеннеди только ахнул:
— Глянь, Дюк Манола. Отыгрался…
— Этот зажился. Ему бы до рождения умереть.
— А вон судья Майк Хаггерти… Гм, бывший судья. А телефон? Где здесь телефон? Такой материал!
Снизу донесся выстрел, и МакБрайд не дослушал стенаний репортера. За ним рванулся Керр. Они увидели внизу две бегущие фигуры.
— Стой, стреляю! — крикнул МакБрайд.
В ответ раздался выстрел, пуля врезалась в потолок. МакБрайд выстрелил, один гангстер упал. Капитан понесся за вторым и на диво быстро догнал.
— Сдаюсь, капитан.
Это была женщина. На полу доживал последние секунды отстреленный ею от наручников рыжий громила.
11
— Так кто же вы такая?
— Арлина Кейн. Хотите познакомиться?
— Не болтайте. Что вы здесь делаете?
Она рассмеялась:
— Зашла полюбопытствовать. Слышу, фейерверк, веселье. Смотрю — человек у трубы браслетами торгует. Решила взять себе на память.
— Наверх, — приказал МакБрайд.
Зайдя в игорный зал, женщина остановилась, уперла руки в бедра и лениво осмотрелась:
— Прямо Дикий Запад какой-то. Джесси Джеймс там, следопыты… Ага, Дюк, скотина, туда тебе и дорога.
— Что так неласково?
Она села, закурила:
— Полиция не все знает? Он был моим хахалем. Потом на свежатинку потянуло, подцепил себе подстилку, почти девчонку. Тут он и Чака подставил. А когда Чак вернулся, обнаружилось, что оба мы трепетно относимся к этому итальяшке. Нам на руку оказалось то, что Дюк и братик его на ножах. Братик любил денежки разбазаривать, а Дюк — копить. Воспитательный процесс до мордобоя доходил. Ну, я его пожалела, голубчика, как добрая мамочка. Он мне и про эту пивоварню рассказал. Дюк и в самом деле пивком хотел прикрываться, но гнать здесь собирался высокоградусный продукт. Да еще вмешался Бубновый Валет Уинслоу. Вон он, валяется, в горле дырка. Уинслоу — инициатор игрового притона. Хаггерти должен был снимать 30 процентов, и еще Дюк обещал ему 3000 голосов на выборах. — Она вздохнула и прищурилась: — Итак, братик жаждал денег, Дюк держал его впроголодь, мы решили помочь бедному малышу. Он обещал дать нам знать, когда здесь пойдет крупная игра. Но этот придурок надрался и…
— Поймал пулю на Олд-Стоун-роуд, — помог капитан. — Знаю. А нынче вечерком Девор со своими крысами меня здесь не ждал. Что ж, я ведь и сам сюда не собирался. И его здесь не думал встретить. Но почуял, что-то здесь неладно. И прибыл к фейерверкам, как вы изволили выразиться. Вы — последняя вспышка этого фейерверка.
— Как всегда, угасшая, — добавила она.
— Мадам, вы смогли бы неплохо заработать, — встрял Кеннеди. — Я вижу серию статей для «Ивнинг Ньюс». Что-нибудь типа: «Вниз по скользкой дорожке», «Извилистой стезей порока». Народ на такое падок…
— Нет, милый. Пальцы марать чернилами — не моя ипостась. И за решеткой тлеть тоже. — Она откусила кончик от сигареты, а сигарету смяла и отшвырнула. — Здесь у меня яд. Всегда знала, что так закончится. — Взгляд ее остекленел. — Не лилии… нет… красное… розы…
На следующий день МакБрайд сидел за столом в своем кабинете, изучая репортаж «Фри Пресс» о вчерашней бойне в пивоварне. Иной раз он покачивал головой, удивляясь ходульным жестам и выражениям, присочиненным этим борзописцем Кеннеди.
Город гудел. Политологи и социологи крутили колесо с избирательными прогнозами. Политики и администрация играли в футбол намеками и экивоками, выдвигали суровые конкретные обвинения в адрес неконкретных лиц и инстанций. И все из-за этого МакБрайда с его дурацким чутьем.
От газеты его отвлек появившийся в дверях Кеннеди. Левая рука репортера — как и у капитана — висела на перевязи.
— Привет, Мак. Мои поздравления, пожелания… И так далее… — Он присел у стола. — Ну, как тебе мое творчество?
— Ох и врун же ты, Кеннеди!
— Гм… Я же сказал, это называется творчество. Читатель требует, знаешь ли. А в чем самое-пресамое вранье, по-твоему?
— А вот: «Капитан МакБрайд, получив информацию от неизвестного нам лица, возможно подсадного агента, что некая банда готовит налет на пивоваренное заведение на Фармингвил-тернпайк, немедленно выехал, чтобы предотвратить это преступление». — Он ткнул в процитированное место пальцем. — Из пальца высосал, Кеннеди.
Кеннеди пожал плечами:
— Не спорю, не спорю. Вернулся я в редакцию, сел за стол, пишу и думаю: пусто, надо дать источник, надо. Долго думать, сам понимаешь, некогда, да и не газетчика это дело — думать. Ну я и намарал. Звучит неплохо, стыкуется. И к тому же, глянь-ка, Мак, этим толстопузам сверху к тебе не придраться. Был сигнал? Был. Анонимный звонок по телефону, скажем. Должен ты реагировать? Конечно, должен, просто вынужден. Ты туда — а они там. А ты при чем? Не придерешься. Комар носа не подточит.
МакБрайд вздохнул, достал бутылку и стопки:
— Освежись, Кеннеди.
Кеннеди снайперски прищурился, нацедил себе на три пальца. Налил себе и МакБрайд, откинулся на спинку охнувшего кресла:
— Эх, Кеннеди… Я бы тебе шею свернул. Ты циничная тварь, наглая ищейка, беспардонный и беспринципный газетный словоплет, типичный образчик современного желтого репортера. Но, Кеннеди, в мозгах тебе не откажешь. Твое здоровье.
Кеннеди ухмыльнулся и вздохнул:
— Ох, Мак, фигня все это. Такая все фигня!..
Закон смеется последним The Law Laughs Last
1
Нет, не сахар этот Второй участок управления полиции Ричмонда. Протянулся он от театрального квартала и аж до пакгаузов товарной железнодорожной станции. Сложный участок, на территории которого ошиваются самые разные люди. На севере — знающее себе цену жулье в цилиндрах и вечерних платьях, блещущих шелками и бриллиантами, на юге — слоняющееся по грязным закоулкам хулиганье да сизоносые пропойцы. На севере шик да блеск, шорох театральных кулис, вылизанные отели и сияющий асфальт. На юге многоквартирные муравейники, мрачные склады, мостовые, что зияют выпавшими булыжниками. Самый контрастный, самый проблемный район во всем городе.