Вернувшийся во Второй участок капитан МакБрайд отличался твердой рукой, стальными нервами и, не в последнюю очередь, своеобразным чувством юмора. Подтянутый сорокалетний капитан проживал в увитом виноградом домике в пригороде Гроув-Манор с женой и 18-летней дочерью. Едва поступив в полицию, МакБрайд решил, что ему суждено умереть молодым и непременно от бандитской пули, потому существенное внимание он уделил своей страховке. Тем не менее пессимистом МакБрайда было сложно назвать, но от земли он не отрывался, а свой рабочий материал — жулье, ворюг и гангстеров — считал опасными животными, вроде населяющих подвалы и мусорные свалки грызунов, с которыми надлежит вести упорную борьбу.
Однажды теплым весенним вечером, когда капитан, сидя за рабочим столом, рылся в стопке полицейских сводок и протоколов, в его кабинет ворвался Кеннеди, репортер «Фри Пресс»:
— Мак, весна наступила. Слава богу, не на горло.
— Очень поэтично…
— С поэтичностью покончено в зеленой молодости.
Кеннеди прошествовал к столу, выудил из открытой коробки сигару, критически ее обнюхал.
— Сухая, — изрек он недовольно.
— Люблю сухие.
— А я всегда держу свои слегка влажными.
МакБрайд хмыкнул:
— Свои! Когда они у тебя были, свои-то? Как только увижу, что ты куришь купленную за собственные деньги сигару, подарю тебе коробку «Монтерей». С чем пожаловал?
Кеннеди глянул в открытое окно, сквозь которое доносилось кошачье завывание в джазовых ритмах:
— С этим.
— Ну-ну. И, разумеется, если там не заварится какая-нибудь буза, останешься страшно разочарованным.
Кеннеди пожал плечами, уселся, подпалил сигару.
— А ты вовсе не огорчен успехом блок-партии. Аж сияешь, смотрю, физиономия так и лучится.
— По правде сказать, рад, как школьник болезни любимого учителя. И по всем прогнозам, эти парни сорвут приз. Если только чего-нибудь не произойдет, они точно выиграют… В противном случае надерусь в стельку и получу разнос от любимой жены. По сравнению с этой предвыборной кампанией в Ричмонде путч в любой банановой республике — просто детский лепет.
— Кто бы спорил. И я бы хотел, чтобы Круг и Беделл вылетели с треском. Круг в прокурорском кресле только и делал, что набивал карманы, а олдермен Джонни Беделл ему помогал. Конечно, прокурором надо выбирать Андерсона, а олдерменом — Коннота. Они ребята правильные. Но как дело обернется, еще не ясно. Ведь за Кругом — мэр и его шушера.
— Тут-то собака и зарыта. Коннот и Андерсон ребята правильные. Но в городе орудует банда противников Круга и Беделла. И это портит честную репутацию Андерсона-Коннота. Они не желают поддержки бандитов, однако вынуждены ею пользоваться. И никуда от этого не деться.
— Если называть вещи своими именами, ты имеешь в виду бандюганов Дювина? — уточнил МакБрайд.
— Дювина, кого же еще. Ему ничего не отломилось при Круге. А кому отломилось? Конечно, Бонельо, дружку Круга. И Бонельо дудит во все трубы за Круга-Беделла. С приходом Андерсона делишкам Бонельо придет конец. Ну а если Андерсон проведет с собой Коннота, то склады Бонельо на железнодорожном дворе тут же опустеют.
— Дювин рвется подмять торговлю спиртным в городе под себя, а, пока Круг и Беделл сидят в своих креслах, ему на широкую дорогу не пробиться. Да, выборы у нас предстоят те еще, скажу я тебе…
МакБрайд буркнул, вытянул ящик стола, достал бутылку трехзвездочного «Хеннесси»:
— Освежись, Кеннеди. Иной раз я б тебя вместо половика бросил под дверь, но мозгов у тебя не отнимешь.
За окном бушевали музыканты. На Джексон-стрит танцевали пары, развевались политические лозунги, светились гирлянды разноцветных лампочек. Прогуливались, поигрывая дубинками, полицейские, наблюдали, готовились к худшему, но надеялись на лучшее.
МакБрайд раскурил сигару и поднял глаза на появившегося в дверях детектива Мориарти, немногословного молодого человека с хорошей реакцией, недавнего призера по боксу во втором полусреднем весе.
— Привет, кэп, привет, Кеннеди.
— Как там дела, Мориарти?
— Да как вам сказать. Комитетчик Шанц в затруднении. Беделл не прибыл, но Шанц все еще его поджидает. Беделл должен выступить в одиннадцать.
— Ничего опасного?
— Пока ничего. Но делать выводы рано. Толпа сторонников Андерсона-Коннота из Четвертого района движется по городу. Машин этак десять. Флажки да транспаранты — всё как полагается. Конечно, подзарядились для настроения. В основном, лавочники да автодилеры, но, если заведутся, могут и дебош устроить.
МакБрайд кивнул:
— Понял, Джейк. Возвращайся на пост. Коэн там?
— Да, Айк на месте. Гюнтер и Холстейн стоят с одного конца улицы, МакКласки и Свонсон — с другого. Пока все тьфу-тьфу-тьфу. Ни Дювина, ни Бонельо не видать.
— Очень странно и как-то подозрительно, — поморщился МакБрайд. — Бонельо должен проявиться. Он же кореш Шанца.
— Нету, кэп. А вот кто удостоил нас…
— Кто?
— Девка Бонельо. Ну, он еще увидел ее на каком-то танцевальном конкурсе и переманил в свой ночной клуб на Парадайз-стрит — Трикси Мелой.
— С кем?
— Одна. На вид — вылитая принцесса. Столько же гонора. Но от Шанца не отходит.
— Значит, ждет, — решил МакБрайд, — и не кого-нибудь, а Бонельо. Следи за ней, Джейк. Уже полодиннадцатого. Бонельо давно пора нагрянуть. Без него ни одно приличное собрание не обходится. Скажи нашим, пусть держат ухо востро. А Коэн пусть делом занимается и к женщинам не пристает. Знаю я его. И передай сержанту, чтоб резервный отряд держал наготове. Увидишь кого-нибудь из банды Дювина — сразу гони в шею. Будут возникать — тащи сюда. Имей в виду, Джейк, мы как на вулкане. Под нами весь месяц что-то гудит и трясется, того и гляди шарахнет. Ситуация сложная. Ты знаешь, что я всей душой за Андерсона-Коннота, но такой крысе, как Дювин, нечего здесь шастать. Ему плевать на выборы, у него свои грязные цели. Что он, что Бонельо — обоим место за решеткой, и, чует мое сердце, кто-то из них там скоро окажется. Если раньше не отправится к праотцам. Двигай, Джейк, удачи!
Мориарти вышел.
Кеннеди поднялся:
— Пройдусь-ка я тоже, Мак.
— Вынюхиваешь материал для завтрашнего номера?
— Да. Что-нибудь типа «Кошмарная ночь в городе!». Где новости? Сто лет ничего не происходит. С тех пор как мясник-голландец порешил разделочным топором свою супругу — ничего. Разве можно так жить?
— Двух недель не прошло, — поправил МакБрайд. — Ох, будет ли этому конец? Мужья убивают жен, жены травят мужей, пацаны режут друг друга, взрослые мужчины вышибают мозги младенцам! Убийства бытовые, экономические, политические…
— Закономерные явления, предусмотренные Господом для поддержания тиража ежедневной прессы. До скорого.
Оставшись в одиночестве, МакБрайд тяжко вздохнул и снова погрузился в полицейские бумаги. Пыльные настенные часы отсчитали четверть часа. Потом зазвонил телефон.
МакБрайд рассеянно снял трубку и почему-то задумчиво протянул:
— Ал-ло?
— Капитан МакБрайд?
— Да.
— Беделла сегодня хлопнут.
В трубке раздался щелчок.
— Алло! Алло! — закричал МакБрайд в телефон.
Бесполезно. Человек с бесцветным голосом сообщил все, что собирался.
МакБрайд позвонил на станцию, представился и попросил:
— Определите, откуда звонили. Быстрее.
2
МакБрайд нажал на одну из кнопок селектора. В кабинет вошел, сонно протирая глаза, лейтенант Доннели.
— Просыпаемся, лейтенант. Только что был анонимный звонок — Беделла кто-то хочет убрать. Остаетесь за меня. Я — на предвыборную сходку.