Выбрать главу

Крайне редко нуждающиеся в приюте путешественники находили кров в обители. Потому что с них требовали плату не намного меньшую, чем стоимость проживания на деревенском постоялом дворе.

Жук, как, впрочем, и остальные, за исключением Драгоценного, рос тощим и страдал куриной слепотой. Когда ему исполнилось семнадцать, какой-то путник попросил в храме приюта. На следующий день настоятель вызвал Жука к себе.

— Дорогой Жук, — обратился к нему Настоятель со своего ложа (а рядом стол ломился под тяжестью сластей, персиков и вина, от одного вида которых у Жука потекли бы слюнки, если бы во рту не пересохло), сын мой, до моего сведения довели, что ты снова грешишь.

— Святой отец, — воскликнул Жук, пав ниц, — прости меня за три съеденные свечи, но меня мучил такой голод…

— Увы, — печально изрек Настоятель, поигрывая засахаренным миндалем, — ты должен бороться с голодом во имя добродетели воздержания. Разве ты ничему не научился за все эти годы, проведенные с нами? Увы. Три свечи. — Жук содрогнулся, словно плеть уже обожгла ему спину. — Однако я позвал тебя по другой причине. В самом деле, ты уже трижды признавался в своем грехе, и на этот раз мы можем посмотреть на него сквозь пальцы.

Жук с трудом верил своим ушам. Опыт подсказывал: раз его избавляют от одного наказания, значит, ему грозит что-то гораздо худшее. Что? Дрожа всем телом, Жук терялся в догадках.

— Грех, о котором я говорю, сын мой, это банальная лень, столь огорчающая нас. Богам не служат спустя рукава. А ты задремал, опираясь на метлу, а ночью нежился в постели до рассвета. За тобой всегда наблюдают, сын мой, даже когда поблизости нет людей. Боги все видят. Я бы с удовольствием устроил тебе порку, но вовремя понял, что твоя лень порождена не столько вредным нравом, сколько медлительностью кровообращения. Посему я хочу послать тебя с одним поручением, которое исцелит тебя и вернет к нам, как мы надеемся, более усердным и бодрым.

Жук разинул рот. Настоятель съел несколько засахаренных ягод с таким видом, словно боялся обидеть их своим пренебрежением.

— Я узнал, что один богатый господин с женой недавно поселились в лесу. Они ведут затворнический образ жизни вдали от мира, что, без сомнения, говорит об их скромности. Но мне кажется, следует напомнить им о редких преимуществах, даруемых богами, общение с коими возможно только в храме. К тому же не исключено, что они, прозябая в своей глуши, и вовсе не знают святой обители, расположенной в нескольких днях пути от их замка. Поэтому я решил направить к ним посланца. И для этой миссии я выбрал тебя, дорогой Жук. Потому что, — настоятель загадочно улыбнулся, — хоть ты и тугодум, все же, полагаю, у тебя чистое сердце.

Жук преклонил колени. Его сердце (может, и не такое уж чистое), беспорядочно стучало. Он не осмеливался спрашивать, и уж тем более протестовать.

— Тебя облачат в красивые одежды, — добавил Настоятель, прикрыв заплывшие от жира глаза; их зрачки поблескивали, словно острия пик. — Ты будешь олицетворять собой авторитет и благочестие храма. Конечно, и не помышляй о том, чтобы скрыться, и не допусти, чтобы бесы сбили тебя с праведного пути и помешали выполнить поручение. Иначе на тебя падет мое проклятие. Помнишь судьбу Муравья, который соблазнился и убежал, похитив маленький серебряный подарок, предназначавшийся не ему?

— Да, святой отец. Больше его здесь не видели.

— И знаешь, почему, сын мой?

— Ты говорил, что его настигло твое проклятие.

— Совершенно верно. Итак, ты понимаешь, что должен добросовестно выполнять свой долг и не отклоняться от праведного пути. Потому что мое проклятие ужасно и его совершенно невозможно избежать. Кости Муравья тлеют в лесу. Но ты благополучно выполнишь поручение и вернешься под наше покровительство.

— Да, святой отец.

— Очень хорошо. Теперь ты свободен. К тебе придут, чтобы дать более подробные наставления. Отправишься завтра на рассвете.

Жук вышел, кланяясь. Снаружи, в сумрачной колоннаде, остановился и выпрямился, и печально поздравил себя.

Вероятно, о новом богатом соседе, поселившемся в лесу, Настоятелю рассказал вчерашний путник, казавшийся очень возбужденным, когда входил в храм. Однако весьма интересные вещи уже достигли ушей жителей деревни благодаря торговцам древесным углем, нищим скитальцам и прочему сброду. Поговаривали, будто некий князь с княгиней поселились в усадьбе посреди леса. Другие рассказывали, будто это супружеская чета волшебников. Как бы то ни было, под сенью дерев происходило странное. Перемещались огни, звонили колокола, облачные ковры летали по-над самыми кронами.