Освободившись от ноши, мулы ринулись через поляну, а на ее краю вздыбились, образовали кружок и пустились в пляс, часто хлопая друг друга передними копытами.
Священники уставились на эту глупую и удручающую картину.
Наконец Настоятель, по долгу службы привыкший работать головой в любых обстоятельствах, заметил:
— Близость к волшебству, как хорошо известно, может свести с ума низших животных.
Как только он выразил эту мысль, мулы прекратили танец и разбрелись кто куда щипать траву. Свет быстро убегал сквозь решето веток и листьев. На земле вспыхнуло несколько огней, а между ними появилась черная тень.
Священники осенили себя знамениями, но в следующий момент увидели перед собой всего лишь большого черного зайца. Заяц, видимо, был ручным, потому что на нем блестел ошейник из золота и серебра, а в ушах сверкали серьги.
Зверек поднялся на задние лапы и трижды поклонился священникам, его красивые уши коснулись земли.
Затем, повернувшись, он проскакал по поляне, остановился на опушке и посмотрел на них.
— Все это просто замечательно, — сказал Настоятель. — Кажется, гостеприимные хозяева послали нам навстречу гонца. Неудивительно, что глупый Жук не понял или неправильно истолковал их намерение. Заяц — посол, и мы должны следовать за ним.
Сказано — сделано. Даже Драгоценный пошел за ушастым послом, не желая остаться в лесу один-одинешенек.
Несколько минут они пробирались по темной просеке, и вдруг появился свет. Перед ними оказалась другая поляна, очень ярко освещенная лампами из цветного стекла, висящими на золотых цепях под деревьями и столбами из резной слоновой кости. Все было так красиво, а лампы светили столько ярко, что птицы, уже отошедшие ко сну, пробудились, решив, что настало утро, и защебетали на сотни голосов. Но с поляны доносилась и другая мелодия, правда, не было видно ее источника.
В центре поляны рос одинокий орех с серебряными листьями. А зеленая кожура его плодов казалась изумрудной. Около дерева под золотыми балдахинами стояли темно-красные шелковые диваны с темно-красными атласными подушками.
На одном из них внезапно появились молодые мужчина и женщина. Наверняка это были описанные Жуком волшебники, князь с княгиней.
Впрочем, Настоятель и сам бы догадался, что красивый молодой человек — князь, очень уж роскошны были его золотые одежды. А рядом сидела скромная красавица лет семнадцати, облаченная в серебро, в ее ниспадающих волнами черных, как ночь, кудрях блестели сапфиры, такие же яркие, как и ее глаза.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — воскликнул молодой князь. — Конечно же, после встречи с вашим посланником мы ждали вас с нетерпением.
Молодая женщина скромно, но с чувством собственного достоинства заняла свое место, и перед тем, как опустить восхитительные ресницы, успела улыбнуться священникам.
Вскоре представителей храма рассадили на диваны. Но, как только к ним приблизился Драгоценный, князь нахмурился.
— Ваш слуга не может сидеть рядом с вами, преподобный отец, его место там, в тени.
Настоятель не возражал. Он пренебрежительно махнул Драгоценному рукой, и презренное создание село в тени, далеко от тепла и удобств.
Черный заяц исчез, зато из таинственного леса появилась группа гордо вышагивающих полосатых мартышек. Они подошли к священникам, омыли их руки и ноги душистой водой, а тем временем другие обезьянки принесли золотые кувшины, от которых исходил хмельной аромат вина. В кувшинах плавали лепестки роз. Но еще более торжественно выступала третья группа мартышек, они несли украшенные драгоценными камнями блюда такой красоты, что у всех трех священников заблестели глаза.
Начался пир горой. Молодые хозяева собственноручно украсили головы гостей миртовыми венками, регулярно наполняли их золотые кубки и подкладывали еду в тарелки. Во всех их движениях угадывалось искреннее желание услужить, в то время как сами они ничего не ели и не пили. А к Драгоценному они отправили мартышек с глиняным кувшином, в котором оказалась вода, и с деревянной тарелкой с травами.
Пока гости насыщались, волшебники внимательно наблюдали за ними. Князь расспрашивал Настоятеля о богах, почитаемых храмом, а скромная княгиня почти все время молчала.
За едой и питьем, под красноречивый монолог Настоятеля незаметно прошла большая часть ночи. Достопочтенный священник, обретя идеальных слушателей, несколько часов говорил без запинки и лишь изредка бывал вынужден промочить горло. И такое глубокое понимание сути вещей пришло к нему в ту ночь, такие блестящие мысли, что его полностью поглотили скромная гордость и счастье, которых он не испытывал с самого раннего детства. А хозяева так же умело поддерживали беседу, как деревья вокруг поддерживали лампы.