Армитаж кивнул.
Какая-то мания, согласились они. Общий страх объединил пилотов.
После очередной попытки приземлиться Армитаж тяжело посмотрел на Дэвида:
— Это один и тот же самолет. Ты заметил? Дэвид молча смотрел на приборную доску.
— Где бы мы ни пытались сесть, нас блокирует один и тот же самолет! Это невозможно!
— Может быть, это мираж?
— Откуда ему взяться в таком тумане? — Армитаж расстегнул воротник. В кабине становилось душно. — Это американский истребитель выпуска второй мировой войны. Сейчас на таких не летают. Если ему и полагается где стоять, так это в музее.
— У нас, — осторожно предположил Крис Дэвид, — какая-то разновидность зрительной галлюцинации.
— Хочешь попробовать?
— Что?
— Говорю, хочешь проверить, действительно ли там самолет?
— Нет. Мы не имеем права так рисковать!
— Ты прав. — Армитаж вытер вспотевшие ладони. — И все-таки нам придется рисковать, и очень скоро. У нас кончается горючее.
Мимо проносились облака. Вверху зияла пустота неба.
Внизу, на побережье, была объявлена тревога. Четыре аэродрома доложили об инциденте; летные службы в напряжении ожидали развязки.
Полиция занялась проверкой списков летевших, идентифицировала пассажиров.
Особенно был отмечен тот факт, что самолет направлялся на джазовый фестиваль. Официальное мнение склонялось к тому, что пилоты и пассажиры находятся под воздействием наркотиков.
Высоко вверху, в небесных просторах барражировал самолет компании «Соник флайтс». Когда опасения Армитажа начали сбываться, экипаж принял решение садиться в волны Ла-Манша.
Их подобрали через час, целых и невредимых, ставших объектом массированных поисков. От радости пилоты потеряли друг друга из виду; какое-то короткое мгновение Дэвид видел своего капитана стоящим на палубе спасательного судна. Глаза Армитажа были прикованы к небу, голова наклонена вбок, как у человека, который пытается уловить ускользающий мотив.
— Все в порядке? — прокричал Дэвид.
Капитан Армитаж кивнул в ответ. Он пытался напевать, но мелодия ускользала от него. Она ушла, и, как ни старался, он не мог вспомнить ее.
Неделю спустя обоих пилотов вызвали в комиссию по расследованию причин катастрофы.
Председатель держал в руках рапорт спасательной команды.
— Вам, джентльмены, повезло больше, чем вы думаете, — он небрежно бросил рапорт на стол. — Втюдвеске вашего самолета были обнаружены серьезные неполадки.
— Вы в этом уверены? — капитан Армитаж воинственно выдвинул вперед подбородок.
— В задачу нашей комиссии, — продолжал председатель, — не входит выяснение того, как вы поддерживаете работоспособность своей машины. Мой долг просто сообщить вам об этом. По мнению наших экспертов, если бы вы попытались приземлиться, от вас остались бы шасси и горстка элеронов.
Счастливое стечение обстоятельств, согласились пилоты, покидая здание. Воля Случая. Рука Судьбы.
Как бы там ни было, обман зрения не позволил им сесть…
— Инстинкт. — Капитан Армитаж раскрыл зонтик: начинался дождь. — У опытных пилотов развивается что-то вроде шестого чувства. Нюх на опасность.
— Сомневаюсь. — Крис Дэвид нахмурился. — Я ради любопытства порылся в старых газетных подшивках и, представляете, вспомнил название той песенки…
— Какой еще песенки?
— Которую мы тогда слышали!
— Не слышал никакой песенки, — уверенно проговорил Армитаж и сразу же искренне в это поверил.
Крис Дэвид удивленно приподнял брови:
— Во время войны над Ла-Маншем исчез один американский музыкант. Это тоже произошло под Рождество. Он направлялся на концерт в Париж И знаете, кто это был?
— Нет, — ответил капитан Армитаж, останавливая такси.
Он не верил в привидения и не интересовался джазовыми музыкантами.
Подземные миры Ховарда Лавкрафта
Говард Лавкрафт, Хейзел Хилд
Ужас в музее
I
Первым чувством, побудившим Стивена Джонса посетить музей мистера Роджерса, было легкое любопытство Кто-то из знакомых обмолвился о необычном подвальчике на Саутварк-стрит, за Темзой, где выставлялись восковые фигуры более жуткие и отвратительные, чем самые пугающие из творений мадам Тюссо; и как-то апрельским днем Джонс решил прогуляться, желая выяснить, насколько разочаровывающей окажется действительность. Странно, он не был разочарован. Музей наполняла особенная атмосфера, не сравнимая ни с чем, до сих пор виденным им. Естественно, среди экспонатов присутствовали традиционные злодейские образы — Ландру, доктор Криппен, мадам Демерс, Рицци, леди Джейн Грей; в главном зале было тесно от бесчисленных жертв войн и революций; мрачно стояли чудовища вроде Жиля де Реца и маркиза де Сада — но были и другие скульптуры, от вида которых перехватывало дыхание. Джонс оставался в музее до самого закрытия, пока колокольчик смотрителя не оторвал его от созерцательных грез. Человек, создавший такую коллекцию, не мог оказаться простым шарлатаном. В некоторых из скульптур таилась фантастическая мощь, не подвластная обычному воображению, — скорее, признак болезненного гения.