В отчаянии он заколотил ладонями по холодным прутьям решетки. Господи! О. Господи!
Было два часа дня, когда шеф Шипли и пожилой полицейский снова появились перед камерой. Полицейский без слов отпер дверь. Оказавшись в коридоре, мистер Кетчум подождал, надевая пиджак, пока дверь запрут снова.
Нетвердыми шажками он засеменил рядом со своими стражами, даже не взглянув на портрет на стене.
– Куда мы идем? – поинтересовался он.
– Судья болен, – сказал Шипли. – Мы отвезем вас к нему домой, чтобы вы заплатили штраф.
Мистер Кетчум задохнулся от негодования, но спорить не стал. На такой подвиг у него не оставалось сил.
– Хорошо, – послушно согласился он. – Если вы так настаиваете.
– Мы исполняем закон, – проговорил Шипли, глядя прямо перед собой, с лицом бесстрастным, как маска.
Мистер Кетчум поспешил разгладить уголки мстительной ухмылки, появившейся у него на губах. Лучше подождать. Приключение почти закончилось; он заплатит штраф и уберется из этого проклятого города.
Снаружи клубился туман. Морские испарения катились вдоль улицы, словно дым из печной трубы. Мистер Кетчум нахлобучил шляпу и поежился. Сырой воздух, казалось, просачивался сквозь кожу и солью оседал на костях. «Скверный денек», – подумал мистер Кетчум и начал спускаться по лестнице, отыскивая глазами свой «форд».
Пожилой полицейский молча открыл заднюю дверцу патрульной машины, и Шипли жестом пригласил мистера Кетчума вовнутрь.
– А моя машина? – заволновался он.
– Мы вернемся после того, как вас примет судья, – сказал Шипли.
– Я ничего…
Потоптавшись в нерешительности, мистер Кетчум согнулся и протиснулся в патрульную машину, тяжело опускаясь на заднее сиденье. Упругая обивка неприятно холодила ноги. Он подвинулся, когда рядом устроился Шипли.
Пожилой полицейский захлопнул дверцу. По улице снова прокатилось гулкое эхо, напоминающее стук крышки гроба. Толстого ньюаркца передернуло от такого сходства.
Полицейский уселся за руль и повернул ключ зажигания. Закашлявшись, машина пробудилась к жизни. Пока прогревался двигатель, мистер Кетчум шумно, всей грудью вдыхал свежий воздух, наслаждаясь обретенной свободой.
В левое окошко мягкими клубами вползал туман. Если бы не промозглая сырость, создавалось ощущение, что машина стоит в гараже, объятом пожаром. Мистер Кетчум прочистил горло. Рядом на сиденье завозился шеф полиции.
– Холодно, – машинально проговорил мистер Кетчум.
Шеф полиции ничего не ответил.
Машина тронулась с места, вдавив мистера Кетчума в спинку сиденья, круто развернулась и осторожно поползла вдоль затянутой туманом улицы. Сухое шуршание шин по мостовой, ритмичное покачивание дворников, очищающих влажные полукружья на ветровом стекле, успокаивали, наводили на размышления.
Мистер Кетчум посмотрел на часы. Почти три часа дня. Двенадцать часов в этой паршивой Захарии! Он покосился в окно на проносящиеся мимо громады зданий. Из-за тумана было трудно определить, из чего сложены стены. Он перевел взгляд на свои пухлые ладони, застывшие на коленях, потом уголком глаза глянул на Шипли. Шеф полиции, выпрямившись, замер на сиденье, глядя прямо перед собой. Мистер Кетчум тяжело вздохнул.
На главной улице туман, казалось, начал редеть. Возможно, морской бриз, подумал мистер Кетчум и принялся рассматривать мелькавшие за стеклом здания. Все магазины и офисы были закрыты. С той стороны, где сидел Шипли, глазам открывалась схожая картина.
– Где все жители? – наконец решился он.
– Что?
– Я говорю, где все жители?
– Сидят дома. – Шеф полиции улыбнулся, не разжимая губ.
– Но еще только среда. Когда же они работают? – Удивился мистер Кетчум.
– Сегодня плохой день, и работать не стоит, – ответил Шипли.
Мистер Кетчум покосился на изжелта-бледное лицо шефа полиции и поспешно отвернулся. Холодное предчувствие мохнатым пауком зашевелилось в желудке. Что же, черт побери, все это значит? В сидении за решеткой приятного мало, однако здесь – в клубах сырого тумана – он чувствовал себя еще хуже.
– Понятно. – Мистер Кетчум не узнал своего срывающегося голоса. – У вас ведь всего шестьдесят семь жителей?
Шипли не отвечал.
– Ск… сколько лет вашему городу? – В тишине он услышал, как хрустнули пальцы шефа полиции.
– Сто пятьдесят, – проговорил Шипли.
– Это много. – Мистер Кетчум с усилием сглотнул. Горло немного саднило. «Ну же, – пронеслось в голове, – успокойся, возьми себя в руки».