После полуфинала у дверей актового зала выстроилась целая очередь поклонников и ждала целых полчаса, чтобы пожать руку юному маэстро.
Первым, кто разглядел талант Тоби, был его учитель фортепиано в третьем классе. Сейчас, в его ранние подростковые годы, Тоби можно было без преувеличения назвать вундеркиндом. Даже современным Бетховеном. Конечно, многие дети его возраста умеют играть, и даже играть хорошо. Но успешно выступать – не такая уж и редкость. Зато умение писать музыку настолько утончённую, как соната в полуфинале, поднимало Тоби на совершенно другой уровень.
Или нет?
Скромная новенькая ученица Женевьева не была в этом так уверена и считала своим моральным долгом выяснить истину. Она стояла в очереди вместе с остальными, дожидаясь своего шанса подойти к юному маэстро. Чтобы вы поняли всю суть ситуации, мы должны упомянуть, что Женевьева тоже состязалась за музыкальную стипендию. Её также можно было назвать одарённой пианисткой, но она признавала, что до уровня Тоби ей было далеко. Его талант заслуживал уважения, и она не хотела портить ему репутацию. Но всё же она должна была сказать, что ей известно, ради своей подруги. Соната, авторство которой Тоби присвоил себе, была на самом деле написана кое-кем другим. Тем, кто больше не мог себя защитить. Хотя это мы ещё посмотрим.
Соната была написана мертвецом.
Не прямо сейчас, разумеется. Миссис Бёрч, бывшая учительница музыки в средней школе Буэна-Виста, была вполне жива, когда писала её. И Женевьева присутствовала при её создании. Но всё же она решила дать Тоби шанс оправдаться. Возможно, он просто слышал, как миссис Бёрч играла её в школьном архиве, и когда Тоби пришла идея создания собственной сонаты, её части сами всплыли из подсознания. Это было правдоподобное объяснение. Такое постоянно случается в мире искусства. Загвоздка была в том, что соната не просто была похожа на произведение миссис Бёрч. Это была та самая соната, нота в ноту, пауза в паузу. И Тоби присвоил авторство себе, забирая все лавры.
Так же, как он вот-вот заберёт музыкальную стипендию.
Так что Женевьева дождалась своей очереди, выстояв целых полчаса, только чтобы сказать ему:
– Это была не твоя музыка.
Тоби уставился на неё со сцены. Его волосы были сильно взъерошены, и он носил очки в роговой оправе, которые на самом деле были ему не нужны. Весь его облик был частью продуманного образа – образа безумного музыкального гения. Он щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя девочки.
– Ты…
– Женевьева, – представилась она. – Я стою позади тебя в оркестре.
– Невозможно. Я бы заметил эти веснушки.
– Это возможно. Я не очень примечательная.
Но тем вечером она выделялась. Женевьева начала разговор невинно и беззлобно. В её хрупком тельце не было места злу. Сейчас проверим. Скальпель, пожалуйста. Но Тоби нужно было найти способ остановить её, заставить Женевьеву замолчать, прежде чем она скажет что-то ещё. Люди, столпившиеся позади неё – поклонники Тоби – уже начинали шептаться.
– Погоди, – он снова щёлкнул пальцами. – Теперь я вспомнил. Я вроде помог тебе на концерте зимой? Ты тогда ещё зажигала на треугольнике.
Она раскраснелась, польщённая, что он вспомнил.
– Да, и было очень щедро с твоей стороны уделить мне время.
«Самые долгие две минуты в моей жизни», – подумал Тоби.
– Обращайся. – Он мягко взял её ладонь для рукопожатия. – Если тебе опять понадобится помощь, ты знаешь, кого попросить.
Тоби заглянул за её спину, в лицо следующего поклонника, который подходил ближе. Но Женевьева стояла на месте, и фальшивая улыбка Тоби начала таять. Безумный музыкальный гений становился безумно зол.
– Меня ждут ещё много фанатов. Давай обсудим это на занятиях оркестра в понедельник? Оки-доки?
Женевьева кивнула и уже повернулась, чтобы уйти. Но она не смогла. Ради миссис Бёрч она не могла всё так оставить. Глаза Тоби прищурились за фальшивыми линзами очков.
– Ты ещё здесь?
– Произведение, которое ты играл… – Женевьева подавила своё беспокойство. – Да, ты замечательно его сыграл. Миссис Бёрч могла бы гордиться тобой.
Тоби уже не мог скрывать переполняющую его злость. Он снял очки.