— Профессор Фармилоу сказал: лично он считает, что шары обладают каким-то электродинамическим полем и умеют его произвольно изменять, обволакивая себя разными видами энергии и поглощая только те, которые нужны им для питания. — Она передернулась от отвращения. — Вроде тех нервных токов, о которых вы сказали.
— И никакой аппарат, имеющийся в нашем распоряжении, не может их воспроизвести, — пожаловался Грэхем. — А то мы бы пичкали их, пока они не лопнут!
На лице девушки снова мелькнула улыбка.
— Я сказала профессору: «Вот бы взять волшебную ложку и взбить их, чтобы получился голубой пудинг!» — Ее тонкие пальцы сомкнулись вокруг воображаемой ложки, которой она энергично покрутила в воздухе. — Странно, но моя шутка почему-то привлекла его внимание. Он стал мне подражать, все вертел и вертел пальцем, как будто играл в какую-то новую игру. Ведь я просто дурачилась, — но зачем было ему дурачиться вместе со мной? Он знает об энергии куда больше, чем я могу себе представить.
— Да, непонятно. А вы не думаете, что он просто впал в детство?
— Нет и еще раз нет!
— Тогда сдаюсь, — Грэхем поднял руки.
— Он даже не намекнул, что у него на уме, — продолжала она, — но вид у него был какой-то ошеломленный, и он вскоре откланялся. Когда профессор так же задумчиво направился к выходу, он сказал, что постарается достать мне такую ложку. Я уверена: он что-то задумал. Это были не просто пустые слова, он действительно что-то задумал! — Ее плавно изогнутые брови вопросительно приподнялись. — Только вот что?
— Чушь собачья, — решил Грэхем. И тоже поболтал в воздухе невидимой ложкой. — Такал же чушь, как и все в этом безумном деле. Должно быть, профессор Фармилоу свихнулся от слишком большой учености. Он отправился домой изобретать проволочную мутовку для сбивания яиц и кончит свои дни, забавляясь с ней в клинике Фосетта. Там, у Фосетта, таких, как он, не одна дюжина.
— Бели бы вы знали профессора так же хорошо, как я, вы бы воздержались от подобных замечаний, — резко ответила она. — Уж он-то никогда не теряет голову. Я бы на вашем месте сходила к нему. Может быть, у него есть для вас что-то стоящее. — Она подалась вперед. — Или вы, как всегда, прибудете слишком поздно?
— Ну ладно, ладно, — поморщился Грэхем. — Лежачего не бьют. Я прямо сейчас отправляюсь к нему.
— Вот и молодец, — похвалила девушка. — Она смотрела, как он встает и берется за шляпу, и выражение ее глаз менялось. — Может быть, пока вы еще не ушли, вы все-таки расскажете мне, что вас тревожит?
— Тревожит? — он медленно обернулся. — Вот смехота! Ха-ха-ха! Нет, вы только вообразите: меня — тревожит!
— Не пытайтесь меня провести. Вся эта болтовня о свиданиях меня нисколько не обманула. Вы только вошли, а я сразу увидела: вас что-то беспокоит. У вас был такой вид, как будто вы готовы кого-то убить. — Она сжала руки. — Что случилось, Вилл? Что-то новое, еще страшнее?
— Проклятье! — Он на миг задумался, потом сдался. — Думаю, что вам тоже можно сказать. Все равно рано или поздно вы узнаете.
— О чем?
— Похоже, что они перестали убивать. Теперь они хватают людей живьем и утаскивают Бог весть куда. — Он повертел в руках шляпу. — Неизвестно, почему они их хватают и зачем. Можно только догадываться, а догадки невеселые..
Девушка побледнела.
— Вот вам и последний вариант старой как мир шутки, — зло добавил Грэхем, — судьба, которая еще похуже смерти! — Он надел шляпу. — Так что, ради Бога, берегите себя и старайтесь держаться от них подальше. Ну, а от свиданий не отказывайтесь, даже если вздумаете взлететь на небо, договорились?
— Я не назначала никаких свиданий.
— Пока. Но когда-нибудь назначите. Когда кончится вся эта заваруха, вам не удастся так легко от меня отделаться. — Он ухмыльнулся. — Тогда времени у меня будет вагон, и я целиком посвящу его вам!
Он закрыл дверь, унося в памяти тень ее улыбки. Выскальзывая из ворот на окутанную мраком дорогу, стелющуюся под угольно-черным небом, он знал, что она все еще улыбается, припоминая его последние слова. Но долго думать о ее улыбке ему не удалось.
Вдали, из затаившихся в черноте облаков посыпались сверкающие голубые капли — дождь из поднебесного ада. Чуть позже дьявольские шары стали роем подниматься ввысь; Грэхем был слишком далеко, чтобы видеть детали, но чувствовалось, что захватчики поднимаются не налегке.