Выбрать главу

Эта странная знобкая дрожь, быстро пробегающая от копчика к затылку, была одним из самых характерных человеческих ощущений задолго до тот, как мир узнал о витонах, настолько характерным, что когда человек вздрагивал, как от озноба, ему зачастую говорили в шутку: «Видать, кто-то ходит но твоей могиле!»

С омерзением, застывшим на нервном худощавом лице, Грэхем торопливо взбирался на груду битого камня и стекла. Ноги скользили и срывались, вниз сыпались комья земли, ботинки припорошило белой пылью. Он все лез и лез. Ноздри его раздувались – в них заползал едкий, неистребимый запах разлагающейся человеческой плоти, перемолотой с мусором. Вот он взобрался на самый верх, огляделся и скачками понесбя по склону вниз. Вздымая облако пыли, Воль поспешил за ним.

Они быстро пересекли изрытый воронками тротуар и вошли в пролом, зияющий на месте ворот. Едва успев свернуть на усыпанную гравием дорогу, ведущую к подъезду больницы, Грэхем услышал приглушенный возглас, вырвавшийся у его спутника:

– Силы небесные! Вилл, две твари гонятся за нами!

Стремительно обернувшись, Грэхем увидел два зловеще сверкающих голубых шара, пикирующих прямо на них. Их разделяло ярдов триста, но витоны неумолимо приближались, ускоряя полет. Их безмолвная атака внушала ужас.

Воль промчался мимо, сдавленно бросив: «Скорее, Вилл!» Ноги его мелькали с прямо-таки нечеловеческой скоростью.

Грэхем бросился за ним, ощущая, как сердце бешено колотится о ребра.

Если один из преследователей настигнет кого-то из них и прочитает мысли своей жертвы, он сразу же распознает лидера сопротивления. Единственное, что спасало их до сих пор – неумение витонов различать людей. Ведь даже от ковбоев огромного ранчо Кинг-Клебер трудно ожидать, чтобы они знали и различали каждое животное в отдельности. Только поэтому им пока и удавалось ускользать от дьявольских пастухов. Но именно пока…

Грэхем мчался как угорелый, отлично сознавая, что убегать бесполезно, что здесь, в больнице, нет никакой надежды на спасение, никакой защиты, никакого прибежища от превосходящего во всех отношениях противника – и все же ноги сами несли его вперед. Воль опережал его на корпус: стремительно нагоняющие преследователи отставали всего на двенадцать ярдов. Сохраняя ту же дистанцию, они влетели в парадную дверь, почти не заметив ее, и с топотом пронеслись через вестибюль. Вспугнутая сиделка, вытаращив глаза, уставилась на них, потом прикрыла ладонью рот и вскрикнула.

Совершенно беззвучно, с леденящей душу неотвратимостью, шары миновали девушку, нырнули за угол и устремились по коридору, куда только что свернули их жертвы.

Краем глаза Грэхем уловил приближающиеся огни и отчаянно ринулся в следующий проход. Расстояние сократилось до семи ярдов и быстро убывало. Он увернулся от практиканта в белом халате, перепрыгнул через длинную, низкую каталку на толстых шинах, которая выезжала из ближайшей палаты, распугав этим бешеным кульбитом стайку медсестер.

Блестящий паркет сослужил друзьям предательскую услугу. Форменные ботинки Воля поехали по гладкому полу, он поскользнулся на бегу, тщетно попытался удержаться на ногах и рухнул с грохотом, от которого содрогнулись стены. Не успев затормозить, Грэхем налетел на него, покатился по скользкой поверхности и врезался в дверь. Дверь заскрипела, застонала и распахнулась настежь.

Грэхем резко обернулся, ожидая встречи с неизбежным. Плечи свело от напряжения. Вдруг его сверкающие глаза раскрылись от изумления. Наклонившись, он помог Волю встать и указал на противоположный конец коридора.

– Черт! – выдохнул он. – Вот черт!

– Что такое?

– Они завернули за угол и остановились как вкопанные. Мгновение повисели там, слегка потемнели и рванули обратно, будто за ними погнался сам дьявол.

– Ну и повезло же нам, – отдуваясь, проговорил Воль

– Но почему же они дали деру? – недоумевал Грэхем. – Никогда не слышал, чтобы витоны, начав преследование, отступали от задуманного и упускали жертву. Что же произошло?

– Меня можешь не спрашивать. – Даже не стараясь скрыть облегчения, Воль энергично стряхивал пыль. – Может быть, мы пришлись им не по вкусу. Вот они и решили, что стоит отыскать закуску получше. Откуда мне знать – я ведь не кладезь премудрости.

– Они часто отступают в спешке, – произнес у них за спиной ровный спокойный голос. – Такое случалось уже не раз.

Повернувшись на каблуках, Грэхем увидел ее у двери, в которую только что врезался. Свет, лившийся из комнаты, золотым сиянием обрамлял ее темные кудри. Безмятежные глаза были устремлены прямо на него.

– А вот и наша хирургическая красотка, – с напускной веселостью обратился он к Волю.

– Что да – то да! – ответил тот, оценивающе оглядев девушку с ног до головы.

Девушка вспыхнула и взялась за ручку двери, как будто собираясь ее закрыть.

– Когда вам вздумается нанести официальный визит, мистер Грэхем, потрудитесь появляться пристойно, а не вламываться, как тонна кирпичей. – Она бросила на него ледяной взгляд – Помните: здесь больница, а не джунгли.

– Едва ли в джунглях валяются тонны кирпичей, – парировал он. – Нет-нет, пожалуйста, не закрывайте дверь. Нам тоже сюда. – Грэхем вошел, Воль – за ним. Оба старались не замечать веявшего от нее холода.

Они уселись за ее стол, Воль обратил внимание на стоящую фотографию.

– Гармонии от папы, – прочитал он. – Гармония? Интересное имя. Ваш папа

– музыкант?

Доктор Кертис слегка оттаяла. Подвинув к себе стул, она улыбнулась и сказала:

– Да нет. Наверное, просто имя понравилось.

– Вот и мне тоже нравится, – заявил Грэхем, исподтишка наблюдая за девушкой. – Надеюсь, оно нас вполне устроит.

– Нас? – ее тонкие брови слегка приподнялись.

– Да, – дерзко ответил он. – В один прекрасный день.

Температура в комнате сразу упала градусов на пять. Она спрятала обтянутые шелковыми чулками ноги под стул, подальше от его жадных взглядов. Вдруг здание содрогнулось, с небес донесся отдаленный гул. Все трое сразу посерьезнели.

Подождав, пока гул замер вдали, Грэхем заговорил:

– Послушайте, Гармония.. – Он прервался и спросил: – Ведь вы не станете возражать, если я буду называть вас Гармонией? – И, не дожидаясь ответа, продолжал: – Вы что-то сказали насчет того, что витоны часто пускаются наутек.

– История очень загадочная, – подтвердила доктор Кертис. – Я не знаю, как это объяснить, да у меня и времени не было разбираться. Могу сказать только одно: сразу же после того, как персонал больницы получил способность видеть витонов, мы обнаружили, что они часто наведываются сюда, притом в больших количествах. Пробираются в палаты и паразитируют на пациентах, страдающих от сильных болей. От них мы, конечно, это тщательно скрываем.

– Понимаю.

– Персонал они почему-то не трогают. – Она вопросительно посмотрела на гостей, – Вот только почему – не знаю.

– Да потому, что для них малоэмоциональные люди – все равно, что бесполезные сорняки, – скаэал Грэхем, – особенно там, где полно вкусных, зрелых, сочных плодов. Ваши палаты – настоящие фруктовые сады!

На ее гладком овальном личике мелькнуло отвращение, вызванное столь грубым сравнением.

– Иногда мы замечаем, что все шары, находящиеся в здании, начинают поспешно удирать и потом какое-то время не появляются, – продолжала она. – Так бывает по три-четыре раза на день. Сейчас был как раз такой случай.

– Вполне вероятно, что он спас нам жизнь.

– Возможно, – согласилась она с подчеркнутым безразличием, которое, однако, никого не обмануло.

– Скажите, доктор… то есть.. Гармония, – он грозно глянул на Воля, расплывшегося в ухмылке, – а не совпадало ли каждое их бегство с чем-нибудь особым в больничном распорядке? Может быть, пациентам давали какие-то лекарства, или включалась рентгеновская аппаратура, или открывали бутылки с какими-то химикатами?

Она ненадолго задумалась, казалось, забыв о пристальном взгляде собеседника. Потом встала, порылась в картотеке, позвонила по телефону, переговорила с кем-то, находящимся в другой части здания. Когда она закончила разговор, на лице ее появилось довольное выражение.

– Очень глупо с моей стороны, но, должна признаться, сама я до этого не додумалась.