Оливер стоял на палубе вместе с нами, когда подняли Чеда. Едва Жак отвинтил его шлем, как Оливер закричал:
— Ну что? Какого дьявола вы не докладываете? Думаете, мне приятно оставаться в неведении?
— От разговоров затуманивается стекло, а его нельзя протереть изнутри, — проговорил Чед.
— Ладно-ладно. Так что там?
— Хорошие новости. Я нашел шесть сундуков, один разбит. Я проложил дорогу, чтобы вытащить их оттуда. Завтра утром я установлю там лебедку, и, если получится, я завтра же подниму два сундука, а еще три — на следующий день. Мне нужно еще сегодня смести как можно больше рассыпанных монет из шестого сундука и сложить их в мешок.
— Ахх! — вырвался вздох триумфа у Оливера, и я увидела блеск в его глазах. Это был знакомый блеск, хищный блеск, который означал, что нам грозит опасность.
Чед держал слово. В сумерках следующего дня два зеленых, покрытых водорослями сундука были подняты из морских глубин и погружены на заднюю палубу. Они были дубовыми, обитыми железом, не особо большие, но тяжелые, поскольку в каждом было по пятнадцать тысяч монет Марии Луизы. Когда первый сгрузили на палубу, Оливер отослал всю команду и подозвал меня. Я не ответила, но вышла вместе с Лайзой. Мы стояли поодаль и наблюдали, как он выбивал две большие ржавые заклепки молотком и долотом. Пот струился по его лбу, но не от усилия — от жадности.
Засовы заскрипели. Он поднял крышку и откинул ее. Перед нами предстала груда грязной заплесневелой пакли. У Оливера из горла вырвался жуткий хрип, и я увидела белую пену в уголках его рта. Он сорвал слой этой пакли, и мы увидели под ней тусклые золотые монеты.
Оливер тяжело дышал, губы его скривились в жадной ухмылке. Я чувствовала, как хочется ему взглянуть на меня, но он не мог отвести взгляда от золота.
— Вот оно, дорогая Эмма, — прошептал он наконец, — часть твоего приданого.
Я коснулась руки Лайзы, и мы вместе с нею повернулись и пошли в салон. Я была потрясена видом золота и словами Оливера, потому что наконец осознала, чего я стоила человеку, который был мне не более чем другом и которого я любила. Он не должен был мне ничего.
Вечером на палубе мы обедали жареным цыпленком, хлебом и маслом, сыром и фруктами. Вольер с цыплятами стоял на палубе, чтобы как-то разнообразить рыбный рацион; Чед растянул на палубе холщовый занавес, чтобы мы могли уединиться. Оливер всегда обедал в каюте, а затем весь вечер играл в карты с капитаном, чему тот был ничуть не рад, как мы заметили. По негласному соглашению, мы держались от Оливера в стороне, если только не требовалось участия в каком-либо обсуждении; но и в таком случае вел переговоры Чед. У нас с Лайзой был салон, поскольку капитан и команда в нем не нуждались; но мы предпочитали сидеть вечерами на воздухе за экраном.
После обеда я упросила Чеда пойти в салон, где была яркая лампа, и нарисовать нам расположение останков, сундуков и объяснить, как он собирается тянуть их.
— Корабль, как перевернутая черепаха, — говорил он, — которая лежит на глубине шестнадцать фатомов с разломанной спиной. Большинство мачт на удивление целы. Он лежит на скале.
— Конечно, имеются огромные пробоины, возможно, от скал, а возможно, от пушечных ядер, которые прошли насквозь. Когда пробираешься внутрь, то оказываешься в перевернутом мире. Вместо того, чтобы стоять на палубе, ты стоишь на том… — он улыбнулся, над выражением лица Лайзы, —..на том, что сухопутные крысы называют потолком. Все поросло водорослями. Я видел несколько пушек, а также груду ядер. Завтра я подниму для тебя ядро, Кейси, — сувенир на память о находке Дэниела.
— О, Чед, мне бы так хотелось. Ты такой добрый.
Он смотрел на блокнот, слегка тыкая в него карандашом, и размышлял, будто принимая какое-то решение.
— Есть еще одна забавная вещь, — сказал он, помолчав. — Я не желал было говорить об этом, поскольку это очень печально, но не думаю, что после этого тебе будут сниться кошмары. — Он поставил карандашом точку где-то на рисунке. — Сундуки — вот здесь, там, где, как я полагаю, была каюта капитана. А вот здесь — еще одна каюта. — Он оторвал листок и начал рисовать еще один рисунок. — Она находится напротив, и перевернута вроде этого. Помнишь, я брал вчера на проверку еще один шланг? Пока я работал, братья нагнетали в него воздух в течение часа. Течение, должно быть, немного снесло его, и я пошел за ним. Как только я прошел через проем в другую каюту… я внезапно обнаружил, что голова моя находится над поверхностью воды. — Он начертил горизонтальную линию и полукруглый предмет, чтобы изобразить шлем. — Вот так.