Она отворила окошко и громко спросила, подражая мужскому голосу:
– Кто это стучит так, что разбудил весь дом?
При слабом мерцании лунного света, как раз в эту минуту прорвавшего облака, старуха увидела высокую, закутанную в светло-серый плащ фигуру в надвинутой на глаза шляпе и, испугавшись еще больше, крикнула, нарочно призывая отсутствующую прислугу:
– Клод! Пьер! Батист! Ступайте вниз и посмотрите, что за мошенник ломится к нам в дом!
Но незнакомец, услышав это, поднял голову и возразил умоляющим тоном:
– Ах, почтенная госпожа Мартиньер! Как вы ни стараетесь говорить чужим голосом, но я узнал вас тотчас, а также знаю, что Батист уехал в деревню и что, кроме вас с вашей госпожой, в доме никого нет. Отворите мне, прошу, и ничего не бойтесь. Мне во что бы то ни стало нужно поговорить с вашей хозяйкой.
– Да вы сошли с ума, – возразила Мартиньер, – если воображаете, что госпожа станет говорить с вами среди ночи. Она давно спит, а я ни за что на свете не пойду тревожить ее сладкий сон, столь необходимый ей для подкрепления сил.
– Полно, – перебил ее незнакомец, – мне хорошо известно, что ваша госпожа только что отложила в сторону свой роман «Клелию», над которым работает так усердно, и в настоящую минуту сочиняет стихи, чтобы завтра прочитать их у маркизы де Ментенон. Умоляю вас, из милости отворите мне дверь! Знайте, что речь идет о спасении несчастного, чья жизнь, честь и свобода зависят от одной минуты разговора с вашей госпожой! Подумайте, как она рассердится на вас, узнав, что вы прогнали меня и тем самым погубили несчастного, пришедшего с мольбой о помощи!
– Что за просьбы в такой поздний час! – возразила, совершенно растерявшись, Мартиньер. – Приходите завтра утром.
– Разве судьба откладывает свои быстрые, как молния, удары? Разве она рассчитывает часы и минуты? Пропустить минуту – значит сделать спасение невозможным. Отворите же мне дверь! Не бойтесь бедняка, покинутого всем светом, преследуемого ужасной судьбой и умоляющего спасти его от грозящей ему погибели!
Мартиньер расслышала, что незнакомец, произнося эти слова, горько зарыдал, и при этом его голос показался ей кротким и тихим, как голос ребенка. Невольное сожаление запало ей в душу, и она повернула ключ в замке. Едва дверь отворилась, незнакомец в плаще, ворвавшись в комнату, закричал диким голосом, обращаясь к невольно отшатнувшейся старухе:
– Веди меня к своей госпоже!
Мартиньер, осветив его поднятой вверх свечой, увидела бледное, искаженное лицо молодого человека. Но каков же был ее ужас, когда под распахнувшимся плащом незнакомца она вдруг заметила блестящий стилет, за рукоятку которого он схватился, сверкнув глазами. Бедная старуха чуть не упала от страха, а незнакомец крикнул еще пронзительнее:
– Говорю тебе, веди меня к своей госпоже!
Мысль об опасности, угрожавшей ее любимой госпоже, которую она давно чтила как родную мать, придала служанке храбрости. Быстрым движением она захлопнула оставленную отворенной дверь во внутренние комнаты и, встав перед ней, ответила решительно:
– Ты не увидишь мою госпожу. Если у тебя нет ничего дурного на уме и если ты не боишься дневного света, то приходи завтра утром – тогда и объяснишь, что тебе нужно. А теперь изволь убраться вон!
Незнакомец, выслушав это, тяжело вздохнул и вновь схватился за стилет. Мартиньер, безмолвно вверив свою душу Богу, смело смотрела ему в глаза, загородив собой дверь, через которую можно было пройти к ее госпоже.
– Еще раз повторяю тебе: веди меня! – крикнул незнакомец.
– Можешь делать что угодно, – возразила Мартиньер, – я не сойду с места! Убей меня, если хочешь, но тогда ты не избежишь смерти на Гревской площади вместе с подобными тебе злодеями!
– Ха! Ты права! – воскликнул незнакомец. – Сейчас я действительно похож на разбойника, но только товарищи мои еще не осуждены! Нет-нет, не осуждены!
С этими словами он выхватил стилет из ножен, злобно глядя на перепуганную до смерти старуху.
– Милосердный Боже! – прошептала та, готовясь к смерти, но тут за окном послышались стук лошадиных копыт и звон оружия.
– Патруль! Это патруль! – воскликнула Мартиньер. – Помогите! Помогите!
– Ты хочешь меня погубить, проклятая старуха! – прошептал незнакомец. – Так будь что будет!.. На, возьми! Отдай это своей госпоже сегодня же или, если хочешь, завтра!
С этими словами он, вырвав из рук Мартиньер свечу и быстро задув ее, сунул ей в руки маленький ящичек и затем выбежал на улицу.
Мартиньер, ощупью добравшись в темноте до своей комнаты, в бессилии опустилась в кресло. Звук поворачиваемого ключа, который она оставила во входной двери, долетел до ее слуха. Дом был, таким образом, заперт, и вслед за этим тихие шаги раздались у дверей ее комнаты. Лишенная последних сил, служанка неподвижно сидела в кресле, приготовившись ко всему, но, к счастью, новый посетитель, вошедший в дверь с ночной лампочкой в руках, был не кто иной, как честный, преданный Батист. Он был бледен как смерть и казался встревоженным.