– Поведете, Семен Михайлович, – с жаром воскликнул начальник мастерской. Преданность немолодого инженера вызвала у него внутри бурю эмоций, ведь может человек отсидеться в тылу на теплой технической должности, но рвется воевать до последнего. До победы!
Василий Иванович Логунов все утро провел за осмотром механизма наведения, проверяя сектор своей ответственности в танке – телескопический прицел и перископический панорамный прицел. Подгонял мальчишек, как он про себя называл Руслана и Кольку. Ефрейтор Бочкин этому отношению взрослого Логунова соответствовал как никто. Он и Логунов были призваны из одной деревни из-под сибирского города Омска. Да не просто являлись земляками, а были фактически родственниками, так как Василий Иванович перед войной ухаживал и мечтал жениться на крепкой и миловидной Любе Бочкиной. И вот так сложилась судьба, что с ее сыном прошел он в танке уже почти всю Россию, сначала обороняясь от фашистов, а теперь прогоняя их обратно на запад. Конечно, пройдя через страшные сражения, когда Колька и он сам чудом избежали гибели, он считал парня практически своим сыном. Поэтому и писал в каждом письме ненаглядной Любаше все больше про Кольку, как изменился и возмужал парень, который попал на войну еще совсем юным 18-летним мальчишкой. Вот и сегодня, улучив время, он в одиночестве уселся с химическим карандашом над половинкой писчего листа. Прежде чем уложить в дефицитную бумагу все свои мысли, Логунов долго размышлял над тем, что бы рассказать своей любимой. Поделиться радостью от военных побед нельзя, все сведения о передвижениях и боевых действиях строго засекречены, так что писать приходилось о простых, бытовых мелочах. Да и сам Василий Иванович осторожно подбирал слова, чтобы Люба не переживала за него и Кольку. Поэтому сегодня описал он ей крепкий домик, где расположились танкисты, чтобы была уверена названная жена, что ее любимые мужчины отдыхают от сражений в тепле. Рука, он сам не понял как, вывела в конце: «Вернусь, и справим такой же небольшой дом Николаю, чтобы смог поселиться с невестой». Написал, прочитал и замер над этими словами – жалко вычеркивать. А от мысли, что вот-вот и вернется он к мирной жизни, где есть место свадьбам, новоселью, внутри все словно перевернулось. Так и просидел Логунов добрую четверть часа, обхватив голову богатырскими руками, над крошечным письмом с фронта. После велел Кольке добавить пару строк от себя и потом отправил пасынка на полевую почту в сельсовете. Сам же хозяйственный сибиряк растопил печь пожарче, собрал в доме все котелки и устроил настоящую прачечную, где прожарил портянки и нательные рубахи, развесил выстиранные еще вчера форму и комбинезоны. Слишком хорошо он помнил тяготы Первой мировой войны, которую прошел, и Финской кампании. Тогда от вшей он страдал неимоверно, любую свободную минуту посвящал тому, чтобы избавиться хоть немного от мерзких тварей. С тех пор и завел привычку просушивать и прожаривать всю одежду и обувь возле огня на каждом привале.
К возвращению лейтенанта от командира полка бригада Соколова уже ждала его в скромной побеленной избе, где впервые за последние два года задымилась и потеплела старенькая печь. Хозяева домика, два пенсионера, погибли от ранений осколками фугасной бомбы еще в первую военную весну. Не успели убежать с огорода, когда в небе загудел залетный «Юнкерс». Домик же простоял целым несколько лет, а вещи в нем лежали так, словно старички вот-вот вернутся домой из поездки в соседнее село. Бочкин с Логуновым соорудили некое подобие землянки взамен разрушенной после бомбежки хозяйской бани, где они по очереди до скрипа отмылись от пота и грязи.
Сейчас экипаж в чистом исподнем сидел в натопленной избе за столом, на котором дымился котелок с вареной картошкой и кусками мясных консервов, рядом в миске аппетитно поблескивали моченые яблоки.
– Вот это пир, – восхитился Алексей, волнение после общения с полковником схлынуло, и он почувствовал зверский аппетит. Редко они видели в череде атак и наступлений обычную домашнюю еду. Тем более неоткуда было взяться такой роскоши, как картошка и яблоки.
– А это калым за Кольку, – чуть ли не лопаясь от сдерживаемого смеха, выдал Руслан. Серьезный и сосредоточенный в бою, он давал волю своему горячему чеченскому нраву в минуты отдыха. Семья младшего сержанта Омаева была из Краснодарского края, и парень охотно рассказывал о крепких традициях своего народа и даже демонстрировал кинжал, с которым еще его дед в Первую мировую бился против врагов.
Бочкин от колкой шутки залился густой краской и ткнул с возмущением ложкой в бок приятелю. Но того, как хулиганистого школьника, маневр только раззадорил, и он с ликованием почти выкрикнул: