В конце мая того же года личная секретарша Брука, женщина средних лет с невыразительным лицом, некая мистрис Макшейн, испугавшись обострения политической обстановки в Европе, вернулась в Англию. Брук оказался в сложном положении. У него была такая обширная и активная переписка с личными корреспондентами, что свою секретаршу он освободил от всех дел предприятия. Уф! У меня голова шла кругом, когда я видел, сколько писем приходилось сочинять этому человеку по поводу своих капиталовложений и благотворительных пожертвований своим друзьям и редакторам английских газет. Приглаживая седые волосы и потирая впалые щеки, он с весьма озабоченным, даже суровым видом день напролет диктовал секретарше свои послания. Ему очень была нужна опытная, профессиональная помощница. Он написал в Англию с просьбой прислать самую лучшую претендентку на это место. И вот в Борегар — Бруки так называли свое владение (что-то вроде «Прелестного местечка»), — в Борегар приехала мисс Фэй Сетон. Мисс Фэй Сетон…
Под вечер тринадцатого мая, как мне помнится, я был приглашен к Брукам на чай. Как сейчас вижу Борегар, серый приземистый дом начала восемнадцатого века с фасадом из шлифованного камня и с белыми оконными рамами, охватывающий боковыми флигелями, как рак клешнями, внутренний двор. Мы расположились на зеленом газоне теннисного корта и собрались приступить к чаепитию в тени дома. Прямо напротив нас возвышались массивные железные решетчатые ворота. Они были настежь распахнуты, и за ними проходила дорога, а за дорогой берег, поросший густой травой, круто спускался к реке с плакучими ивами.
Папа Брук сидел в плетеном кресле и блаженно улыбался, угощая бисквитом собаку. В английских домах не могут обойтись без собаки. Для англичан неиссякаемым источником восхищения и умиления служит тот факт, что у собак достает ума сидеть по приказу и клянчить еду… Итак, папа Брук, надев очки, занимался своим темно-серым скотч-терьером, походившим на живую щетку из проволоки. По другую сторону стола мама Брук, обходительная и румяная, наливала себе уже пятую чашку чаю. Неподалеку Гарри в спортивной рубашке и фланелевых штанах рассекал со свистом воздух клюшкой для гольфа, имитируя удары по мячу. Листва на деревьях едва шевелилась. Да, прекрасная пора — лето во Франции! Шелест листьев, солнечные блики на зелени, запах луговых цветов и общая умиротворенность вызывали желание закрыть глаза и погрузиться в нирвану…
Спокойствие идиллической картины нарушило такси: у ворот остановился «ситроен». Из машины вышла девушка и так щедро расплатилась с шофером, что он поднес к дому ее чемоданы. Она непринужденно подошла к нам и представилась: Фэй Сетон, новая секретарша. Привлекательна ли она была? О небо! Я с радостью вспоминаю — но не забудьте мой предостерегающий перст! — да, я вспоминаю, что в первый момент не обратил внимания на ее несомненную привлекательность. Не заметил ничего особенного. Ибо ее очарование не бросалось в глаза.
Я вспоминаю ее в тот, первый день, когда она стояла у стола, а папа Брук по всем правилам этикета представлял ей всех, включая собаку, а мама Брук спрашивала, не желает ли она пойти умыться с дороги. Она была достаточно высока, стройна и мягка в обращении, на ней был скромный английский костюм; волосы цвета темной бронзы — волнисты и густы; большие голубые глаза то светились улыбкой, то глядели серьезно, но, замечу, почти никогда — в лицо собеседника. Гарри Брук ничего не сказал, только снова размахнулся и ударил по воображаемому мячу с такой силой, что срезал клюшкой траву до самой земли.