Олесь Бойко, после того как лишился пальца от сработавшей немецкой мины-ловушки, всегда и во всем сомневался. Полезное, но иногда слишком раздражающее качество. Не изменил он себе и в этот раз:
— Есть что-то общее. И все-таки хотелось бы взглянуть на оригинал.
— Оригинал я тебе представлю, когда поймаем убийц, — заступился за друга Старцев. — А сейчас так скажу: у Сани отличный глаз опытного разведчика, и если уж он говорит, что похоже, то нужно верить.
Егоров спросил:
— А что с марками автомобилей? Глазов помог определить?
— Да, из описания стало понятно, что такие покрышки использовались на немецких автомобилях «Хорьх».
— «Хорьх»?! Это же генеральская машина! — воскликнул Бойко. — У нас командующий армией на трофейном ездил. Это не машина! Это зверь, доложу я вам!
Иван зашуршал папиросами.
— Генеральская, говоришь? Зверь? Это даже лучше! Значит, в Москве таких немного и долго искать не придется. Так… где же наши гонцы за провизией? Что-то и вправду в животе урчит.
Чиркнув спичкой, он прикурил папиросу. Окна в кабинете были распахнуты, однако пространство быстро заполнилось едким табачным дымком. Глядя на начальство, Егоров, Бойко и Васильков тоже закурили. Только один Горшеня возился со стопкой уголовных дел, откладывая в сторону те, в которых преступления хотя бы частично напоминали убийство семьи Кутеповых.
Подойдя к окну, Старцев читал текст под рисунком:
— …Фирма «Horch» основана Августом Хорьхом в Кёльне в ноябре 1899 года. С 1930 года «Horch» вместе с «Вандерер», «Ауди» и «DKW» вошла в состав концерна «Auto Union»… — бубнил он, позабыв о тлевшей папиросе. — С началом Второй мировой войны «Horch» начинает производить и военную технику: офицерские и штабные автомобили, пожарные машины, внедорожники. Особой популярностью среди германской элиты пользовались модели «830» и «853», а также различные их модификации…
Прервав чтение и затушив в пепельнице истлевший окурок, Иван вопросительно глянул на Василькова.
— Судя по протектору, это модель «830Bk», — подсказал тот. — Подобный рисунок был только у нее.
— Да, вижу, тут Глазов приписал своей рукой. Так это ж здорово, Саня! В общем, так. Пока мы тут думаем и копаемся в бумажках, продолжай развивать эту тему. Я гляжу, у тебя неплохо получается. Идет?
— Договорились.
В третьем коммерческом магазине Ефиму и Косте удалось разжиться куском несоленого сливочного масла, килограммом печенья «Рот-Фронт», арбузом и двумя буханками белого хлеба. Настоящего белого хлеба, который долгое время невероятно сложно было отыскать в продаже!
Довольные, они возвращались в Управление, обсуждая по дороге все на свете: жаркое лето и свою работу в МУРе, боевые новости с Дальнего Востока, где еще тлела война; настоящих разведчиков Василькова и Старцева, десятки раз ходивших за линию фронта; набирающую обороты мирную жизнь на западе страны, снижавшиеся цены. Ну и, конечно же, обсуждали встречавшихся по дороге красивых девушек. Их в послевоенной Москве было много — гораздо больше, чем молодых мужчин.
Ефим беззаботно шагал рядом с дорогой, одной рукой неся два кулька — один с сухарями, другой с печеньем. Другой прижимал к себе арбуз, доставшийся им по смехотворной цене — три целковых. Консервы, масло и хлеб тащил Костя.
— Мужики нас, наверное, заждались, — посмеивался Баранец.
— Еще бы! Обед в столовке давно закончился. Время ужина.
— Ничего, сейчас придем и организуем шикарный стол…
Увы, отголоски недостаточного снабжения звучали до сих пор: столовая при Управлении открывалась всего на два часа в сутки — с тринадцати до пятнадцати. Завтракать, ужинать или организовывать ночной перекус (если того требовало расследование) сотрудники должны были самостоятельно.
— Пойдем быстрее, — поторопил Ким. — И вправду жрать охота…
Друзья прибавили шаг. Оставалось пройти квартал по Неглинной, свернуть налево на Кузнецкий мост, а там и родная Петровка.
Впереди на торце пятиэтажного дома рабочие монтировали огромный плакат. Три часа назад, когда Ефим с Костей топали мимо в первый магазин, мужики в спецовках успели закрепить пару первых фрагментов. Теперь картинка была почти полностью готова.
— Здорово! — запрокинув голову, залюбовался Баранец.
На полотне был изображен молодой лейтенант в парадной форме с «Золотой Звездой» Героя на груди. На его правом плече сидел радостный сынишка лет четырех-пяти в бескозырке. Оба были счастливы. Они шли по Красной площади вдоль стен Кремля, красных знамен и праздничных транспарантов. Внизу крупными буквами было написано: «Сталину — спасибо!»