Он, может, и не эпического ума мужик, но в том что касается всевозможных интриг, этикета, сигналов окружающим на предмет того, что да как следует понимать и всего подобного – о, тут он себя чувствует как рыба в воде и реагирует со скоростью атакующей кобры.
– Сие подчеркнет личный характер визита преподобного в Ежиное Гнездо. – продолжил свою мысль князь. – И личный же характер приглашения. Неплохо, если отца Тхритраву будут встречать также брат Шаптур и брат Люкава.
– Тогда уж и отец Ашаван. – задумчиво добавил Караим. – Как капеллан дворцовой часовни должен приветствовать. Тем более что его ранг неизмеримо ниже. Рати Тумил… Ну, он более не принадлежит Обители, так что на его усмотрение. И ты, князь Папак, разумеется. А вот нам с министром царского двора при встрече присутствовать как раз не стоит.
Могут же, когда хотят! Главное правильно поставить перед ними задачу – вон как моментально все разложили по полочкам.
– Ну и прекрасно, приступаем к подготовке. – распорядился я. – И, это, князь Караим… Весть о скором прибытии отца-настоятеля скоро станет общеизвестной, раз уж ему будут готовить апартаменты.
– Безусловно. – кивнул тот.
– Тогда доведи до сведения царевичей, что если они явятся – а я уверен, что они придут, – так вот, если они явятся с заплетенными косами, то будут пороты. Оба.
Перебор при лизании задниц, он тоже вреден. Может засосать.
Судя по одобрению в глазах всех троих моих собеседников, я верно уловил текущий политический момент.
– Да, и баню не забудьте приготовить – Тхритраве с дороге будет самое то.
Добирался отец-настоятель до Ежиного Гнезда, правда, несколько дольше, чем я рассчитывал (произошла какая-то заминка с выгрузкой на берег его колымажки, как мне потом доложили) но через полтора часа возок с тремя пассажирами и – вот же сюрприз, дядюшкой Ауком на козлах, – сопровождаемый Лесвиком из Старой Башни и двумя витязями городской стражи въехал в дворцовые врата.
– Э-хей, братие! – воскликнул я, и сделал шаг с крыльца, распахивая руки для объятий.
Тумил, также переодевшийся в сутану с вышитым на ней знаком обители, и Шаптур с Люкавой отстали всего на пол шага, а вот Ашаван, моль бледная, замешкался. Ну ни украсть, ни покараулить – тип совершенно бесполезный.
– И тебе привет, государь! – звонко отозвался Тхритрава, как молоденький выскочив из своего транспортного средства. – Вся наша монастырская братия поминает тебя в своих молитвах ежечасно!
Даже представляю в каких: «Благодарим тебя, Солнце, за то что Прашнартру от нас куда подальше унесло».
– И у меня лишь о братии нашей помыслы! – ответил я, заключая Тхритраву в объятия. – А о тебе, отец мой, особенно.
Очень надеюсь, что ты при этом икаешь.
Впрочем, столпившимся в сторонке и внимательно наблюдающим за этим саммитом жабы и гадюки придворным, наша встреча должна была показаться самой что ни на есть дружеской и душевной, в очередной раз подтвердив окружающим высокую царскую просветленность. Ну и то, что не Йожадату единым жива Церковь, разумеется.
– А кто же это с тобой прибыл? – продолжил я. – Ага, узнаю, узнаю брата Фигаранима! Дай-ка я тебя обойму, старый друг!
Да уж, слышали бы в Обители, что я этого прохиндея, состоящего при Тхритраве кем-то вроде денщика, другом назвал – разговоров было бы на полгода.
– А вот третьего твоего спутника, отец мой, что-то не узнаю, хотя лицо его и кажется мне знакомым. – высказался я о молодом, что-то между Асиром и Тумилом по возрасту, парне с короткой косичкой в две пряди. – Кто же ты, юноша?
Паренька, разумеется, я сразу приметил, однако эта фраза дала мне возможность избежать объятий с Фигаранимом, к взаимному нашему с ним облегчению.
– Альвер, ваше величество. – мальчик учтиво поклонился. – Я служил в харчевне при Благой Заставе и помогал готовить, когда вы изволили поделиться с нашим хозяином монастырскими рецептами еды из свинского яблока.
– Его потом к нам в монастырь брат Трундналини сманил. – добавил Тхритрава. – Даже упросил брата Круврашпури быть Альверу наставником.
Узнаю нашего Хранителя Реликвии – за ради вкусно пожрать тот готов на любые подвиги.
– И уже тот, когда брат Люкава отбыл в Аарту, порекомендовал молодого человека мне в секретари. – из чего можно сделать вывод, что картошку Круврашпури так и не полюбил. – Правда, покуда Альвер еще не достиг совершенных лет, мы с братией решили, что его можно принять лишь во временные монахи – сам же знаешь, государь, сколь много соблазнов предоставляет нам молодость, – а потому, дабы никто потом не жалел о принесенных обетах, было решено внести соответствующее изменение в устав Обители: до восьми лет в три пряди никого не заплетать.
– Мудро. – согласился я. – Учись, Люкава – твой преемник-то готовить умеет, а ты меня даже бутербродом отравить не сможешь.
– На того, кто осмелится отведать стряпню брата Люкавы, излишне тратить яд. – хмыкнул Тумил.
– Он обладает иными достоинствами, и во множестве. – проблеял настоятель дворцовой часовни. – Да и может ли быть иначе при таком наставнике как вы, преподобный, и при занимаемой братом Люкавой должности?
Тхритрава поглядел на него с легким прищуром, и согласно кивнул, причем на лице его появилась такая благостность, что мне аж не по себе стало – знаю я в каких чувствах так выглядит настоятель.
– Истинная правда, отец Ашаван. – голосом, полным елея ответил он. – Счастлив лицезреть вас в добром здравии. Вижу, служение ваше идет успешно.
– Ах, вы, выходит, запомнили меня?
– О, можете в этом не сомневаться. – ласково промурлыкал Тхритрава. – Как можно забыть такого… истинно верного нашей Церкви человека?
Жрец, судя по всему, едва удержался от того, чтоб не попятиться, но его собеседник уже отвлекся на приветствия Люкаве, Шаптуру и Тумилу.
Ах, как интересно девки-то пляшут! Эта парочка, выходит, знакома? Нет, я, в общем, уже в курсе, что в свое время Тхритрава, в борьбе за место примаса, примкнул не к той группировке, но подробности, увы, даже моим неявным неизвестны. А тут, выходит, прямо под боком имеется источник, способный пролить свет на историю о том, с чего бы один из ближайших наперсников прошлого первосвященника в простые монахи подался, и каких обвинений избегая!
М-м-м-м, надо будет на досуге потолковать с Фарлаком из Больших Бобров, под каким соусом вытрясти из Ашавана его секреты…
Настоятель Обители Святого Солнца осенил пастырским благословением моего секретаря и моего же лекаря, перемолвившись с каждым парой слов, а вот когда развернулся к Тумилу, за спиной преподобного уже стояли Альвер с украшенным монастырской печатью конвертом (прижилось мое ноу-хау!), и держащий в руках изукрашенную коробочку Фигараним.
– А особо хочу поприветствовать тебя, рати. – как-то даже торжественно произнес Тхритрава и осенил юношу знаком Троицы. – И не от себя лишь одного, но и от всей нашей братии. Знай, что все мы гордимся тобой, и, по предложению братьев Трундналини и Шантарамки, единодушно решили вручить тебе…
Он забрал у Фигаранима коробочку, и протягивая парню, открыл ее, демонстрируя лежащий внутри золотой кругляш с оттиском Святого Солнца – один из тех самых, некогда заказанных на монетном дворе и отложенных в монастырский загашник, – с припаянными к верхней и нижней частям золотыми петельками.
– …сей знак особой благости, о чем…
Тумил принял дар с благоговейным поклоном, а в руках у Тхритравы тотчас же оказался конверт.
– …поручили брату Хранителю Реликвии написать тебе особую грамоту, с его пастырским благословением.
По физиономии мелкого пакостника было видно, что он растроган до глубины души – у него, от избытка чувств, даже глаза как-то подозрительно заблестели, а кадык начал ходить ходуном вверх-вниз. Придворные при этом уже активно шушукались, да так, что обрывки слов долетали даже до нас.
– С честью носи этот знак на одежде, рати Тумил, и да хранит тебя Святой Солнце. – закончил речь настоятель монастыря. – Зная же, что вскоре ты отбываешь в Большую Степь, нести язычникам-закам свет истинной веры в ранге настоятеля монастыря, позволь дать тебе совет уже лично от себя.