Выбрать главу

После дележки остро встал вопрос, – Что делать дальше? Оставаться на прежнем месте больше не имело смысла, а идти… . А куда нам теперь прикажете идти? Возвращаться в армию Добра, чтобы опять воевать с Врагом? А кто теперь Враг? И как с ним воевать, – если у меня рука не поднимается никого убить, даже Врага? Вопросов было больше чем ответов. А вернее сказать, – ответов не было вообще. И где их искать, я не знал. Конечно, здесь в лощине, ответов тоже не было. Но здесь хоть было как-то все понятней. А что там, в большом мире? Сколько новых проблем свалится на нас? Уходить не хотелось, а причин оставаться не было. – Ответ пришел из самого неожиданного места, – их брюха. Его многозначительное урчание подало мне хорошую идею. – Ну-ка орлы, – развязывайте свои мешки, пожрем на дорожку. – Бодро скомандовал я. – Дорога впереди дальняя, что будет дальше вообще не ясно. А встречать опасность на пустое брюхо, хуже некуда.

Все заулыбались, и начали готовиться к перекусу с таким восторгом, – словно им предстояло жрать не сухари с солониной, а королевские разносолы. Видно не одному мне страшновато вылезать из нашего уютного убежища.

Отряд Кудрявого то ли сам по себе, а то ли глядя на нас, – принял такое же решение. И как-то так получилось, что садиться мы начали каждый в свой круг, а образовали общий.

Граница между нами, столь непреодолимая еще утром, с каждой минутой становилась все более размытой и незаметной. Уже не только я с Кудрявым, нашли в себе силы заговорить с Врагом. Многие бойцы наших отрядов, теперь свободно болтали между собой, а кое-где даже слышался смех. Находились даже смельчаки, с некоторым вызовом предложившие Врагам попробовать свою пищу. И даже те, кто осмелился положить в рот пищу Врага, и даже разжевать ее и съесть. (Я конечно не верил что враги едят человечину, но все-таки…).

Чтоб их подвиг не пропал даром, – попробовавшие начали нахваливать чужую жратву. – Дескать, – «В жизни ни ели более нежных сухарей и столь замечательной сушеной рыбы». (По правде говоря, – рыбкой нас начальство не баловало уже лет десять, с тех пор, как мы потеряли подступы к морю). А вражьи смельчаки, рассыпались в ответных любезностях, превознося наши сухари и солонину, и вскоре все мы, удивляясь собственной смелости, начали лопать чужую еду.

От вопросов нехитрой солдатской кулинарии, беседа плавно свернула на общие армейские правила и порядки. Все почему-то страшно удивлялись, узнавая что у них, все вроде также как и у нас. Разница только в названиях должностей, да знаках различия.

Лично я этому нисколечко не удивился, поскольку за столько лет войны, хорошо успел изучить противную сторону. Задал правда пару вопросов Кудрявому, касающихся некоторых тонкостей командования полусотней. Но это я больше для проформы и общего поддержания беседы.

Но уж самым удивительным открытием было то, что оказывается и они боролись со Злом. Только Злом для них, – были мы! Вот тут то, с многих и спало благодушие и веселье. Закипели ожесточенные споры, в которых обе стороны перечисляли зверства и преступления противоположной стороны, доказывая кто здесь Зло. Но чем больше я это слушал, тем грустнее мне становилось. Слишком много правды было и у тех и у других. Получалась какая-то несуразица. Нет, несуразица, – слишком мягкое определение того, что лично я творил оказавшись на землях Врага. И чем больше я об этом думал, – тем сильнее то, чем я раньше гордился, начинало вызывать у меня тошноту и отвращение.

И не только у меня, многие, как я заметил, приуныли и опустили глаза, ранее горящие праведным гневом. А некоторые наоборот, бросились отстаивать свою правоту, с таким ненатуральным рвением, что от этого становилось только хуже. Так что на всякий случай, я рявкнул на наиболее азартных спорщиков, вносящих разлад в нашу уютную компанию. Ибо драки мне не хотелось. После чего разговор опять свернул на общие, хозяйственно-бытовые темы.

Так и продолжалось до конца нашей незамысловатой трапезы. Я уж было почти расслабился, но когда мы доели и свое и чужое, Кудрявый вдруг как-то напрягшись и скукожившись, рубанул по мне вопросом.

– А ты Полтинник, – что об этом, обо всем думаешь? В смысле Добра и Зла?