Так что беда на меня свалилась, если можно так выразиться, двойной крепости. Во-первых, в случае чего и мне, грешному, залили бы сала за шкуру, а во-вторых, уже было ясно, что это идет во вред делу: нынешнее безделье не продлится вечно, скорее раньше, чем позже мы займемся тем, для чего натасканы. Но этих двоих ни за что не следует назначать в одну разведгруппу. Представляете посланную на серьезное задание группу из собаки и кошки? Вот примерно так. И что тут можно придумать, мне в голову не приходило, как я ее, болезную, ни ломал. И не мог ничего предпринять – до открытого столкновения между соперниками не дошло, хотя этого и следовало всерьез опасаться. Запретить обоим шляться в медсанбат в свободную минутку я не мог – это в пехотной части распрекрасно прокатило бы с подачи даже не взводного, а отделенного. К тому же оба ухаря, говоря казенно, свои шлянья легендировали так, что не подкопаешься. Одного, изволите ли видеть, головные боли замучили, вот и ходил за порошками (которые, стервец, предъявлял). У второго, понимаете ли, кости стало мозжить, на передке не тревожило (там многие хвори мирного времени как-то пропадают напрочь), а вот в безопасном тылу напомнило о себе (и тоже показывал флакон с некоей «мазью для растирания»). Разведчики – ребята сообразительные и планировать отвлекающие маневры умеют…
Осложнялось все позицией, которую заняла эта клятая Аглая, санинструктор с погонами старшины медслужбы, девка красивая, но…
Сейчас я могу с уверенностью сказать после многих лет жизненных и личных наблюдений, что женщины на войне четко делились на три типа. Два из них частенько встречаются и на гражданке, а третий, право слово, порожден исключительно войной.
Недотроги, в том числе и красивые. Иногда принца ждут, то есть большого и настоящего чувства (оно и на войне случается), то ли просто такие по жизни.
Те, кого можно без дипломатии и преувеличений назвать коротким русским словом, которое встречается исключительно на заборе. Предположим, таких и на гражданке хватает, но тут как раз есть своя специфика – тот самый тип, что порожден исключительно войной. Одни считают, что война все спишет, а уж потом, в мирной жизни, можно стать паинькой-кошечкой. Другие мыслят ширше: торопятся как следует порадоваться жизни, потому что смерть может свалиться на голову в любой момент, с ясного неба – и, положа руку на сердце, у меня не найдется должной решимости их упрекать… Мужики, знаете ли, на войне тоже готовы были воспользоваться любой оказией: где тебя подстережет старуха с косой, решительно неизвестно, может, за ближайшим поворотом…
Знакомый, капитан Климушкин из медсанбата, хирург от бога, как-то пожаловался за бутылочкой: одна из его санитарок как раз увлеклась с размахом походно-полевой любовью, так что о ней и сплетничать перестали, принимали как данность. Капитан ее как-то попытался деликатно урезонить, посоветовал соблюдать хотя бы видимость светских приличий. Девка на него посмотрела даже не блудливыми, а ясными-невинными глазами и выдала: «А может, на нас завтра бомба шмякнется, а мне на том свете и вспомнить будет нечего?» Капитан как-то и стушевался: в самом деле, медсанбаты под бомбежку или артобстрел попадали не раз, они не в таком уж безопасном тылу располагались…
(Была еще одна категория: хотевшие одного – забеременеть. Беременных автоматом отправляли в тыл. Но это, говоря ученым языком, подвид.)
Словом, Аглая принадлежала безусловно к третьему типу. Своих маленьких радостей не чуралась, но кавалеров, скажем мягко, не меняла, как перчатки, и с ходу в омут с головой не бросалась. Как и на гражданке за красотками водится, в данном конкретном случае подавала надежды обоим, играла глазками-зубками на обе стороны, держала на дистанции и окончательного выбора пока что не сделала. Чем только нагнетала страсти: выбери она кого-то одного, отвергнутый, очень может быть, позлился бы и плюнул. По-прежнему тихо ненавидел бы удачливого соперника, но держал бы это при себе и малость успокоился – что на стену лезть, коли так вышло. А так, пока царила полная неопределенность, в костер регулярно летели сухие дровишки, и полыхал он дай боже…