— Понимаю. — Энджи задумчиво посмотрела на Холдена. — Что ж, поговорю со своим знакомым.
— Да, и пусть он им там передаст, чтобы они вострили лыжи. Все будет раскручиваться очень быстро. Через месяц-другой останется не так уж много фирм, которые еще можно будет купить. Послушайте, по-моему, у нас получился чудесный вечер. Не хотите, прежде чем мы закруглимся, заглянуть в «Аннабель» и выпить по бокалу шампанского?
Энджи ответила, что с удовольствием; после нескольких бокалов шампанского и после того, как они полчаса подряд протанцевали, что подействовало на Энджи очень возбуждающе, Холден предложил подвезти ее домой. У него был черный «порше», который он вел исключительно быстро; когда они приехали, Энджи пригласила его зайти, выпить стаканчик бренди. Холден ответил, что его ждет жена, но что он обязательно еще позвонит Энджи.
Ум человеческий действует очень сложным образом. Оглядываясь впоследствии на те несколько недель, что прошли после этой встречи, Энджи поняла, что все ее действия в тот период были внутренне очень четко согласованы друг с другом; но тогда они казались ей случайными, импульсивными, никак не связанными между собой. Она начала очень внимательно читать финансовые страницы газет; провела предварительные переговоры с несколькими фирмами, специализирующимися в области отношений финансовых и деловых институтов с общественностью, имея в виду выбрать в дальнейшем одну из этих фирм в качестве своего агента; поручила брокерской фирме «Эдвардс и Даусон» из Сити открыть для нее портфель акций на общую сумму в десять тысяч фунтов стерлингов и в дальнейшем подробнейшим образом информировать ее о том, какие именно акции этого портфеля они будут покупать и продавать, когда и почему; забронировала себе билеты на несколько рейсов в Нью-Йорк с интервалами ровно в четыре недели, сказав Малышу, что у нее появился новый клиент, подыскивающий себе в Нью-Йорке какую-нибудь недвижимость; и забросила противозачаточные таблетки пылиться на полке в ванной комнате.
Глава 24
Шарлотта, 1983–1984
Шарлотта везде и всегда была звездой. Она неизменно становилась первой ученицей во всех школах, в которых когда-либо училась; на любых экзаменах она всегда получала только «отлично»; Кембридж она тоже закончила первой студенткой, причем сразу по двум специальностям. За годы учебы она завоевала столько различных наград и призов, что ими можно было бы занять целую стену: в семнадцать лет выиграла школьную олимпиаду по гольфу, была в свое время и чемпионкой школы по теннису, и заместителем старосты курса, и хозяйкой-распорядительницей лучшего студенческого общежития, и одним из самых заметных и ярких лидеров студенческого союза, и постоянным автором университетской газеты «Гранта». Кроме того, она давно уже была — и хорошо понимала это — одной из опор, на которых держалась их семья: она потихоньку, по мелочам отбирала у матери и прибирала к своим рукам различные обязанности по имению; она неизменно пользовалась успехом, ее присутствие вносило радость и оживление в любое дело, она была красива, ею везде и всегда восхищались. Больше того, на протяжении всей своей жизни она была дедушкиной любимицей, а в последнее время о ней много говорили как об избранной им наследнице. Именно в этом качестве Шарлотта, в мыслях своих, и собиралась появиться в «Прэгерсе», пройти там непродолжительный курс ознакомления с делами и общей подготовки, а потом занять какое-нибудь не очень высокое, но ответственное место, где она могла бы применить свои знания и способности, в том числе и организаторские, которыми, как она знала, она тоже обладает в полной мере. Вместо всего этого она получила назначение на должность приставленной к первому вице-президенту банка младшей помощницы, в обязанности которой входило заниматься исключительно черновой работой. А в черновой работе было очень, очень много такого, что требовало способностей к раболепию и лакейству. Надо было сидеть возле стола босса и в уважительном молчании внимать его рассуждениям, надо было вести записи совещаний и заседаний; перед их началом надо было раскладывать в конференц-зале бумагу, карандаши, калькуляторы; снимать копии на ксероксе; считывать отпечатанные документы; скреплять или прошивать страницы; готовить и подавать кофе; надо было иногда составлять утреннюю сводку в три часа утра, и уж в любом случае нельзя было приходить на работу позднее чем в половине восьмого, вечерами же нередко приходилось задерживаться и дольше одиннадцати; кроме того, надо было постоянно иметь при себе радиотелефон, даже по выходным, на случай, если ее нужно будет вызвать, когда возникнет какая-то срочная работа. Иногда ей выпадало сделать и что-нибудь мало-мальски интересное — например, проанализировать движение вкладов за последние двадцать лет, или разработать для какой-нибудь компании модели ее финансовых расчетов, или обзвонить держателей акций, чтобы заручиться их поддержкой в какой-нибудь сделке. Но по большей части работа у нее была просто тоскливой. И страшно выматывающей. И вдобавок ко всему Фред III, в присущей ему макиавеллиевской манере, решил, что тем вице-президентом, у которого она будет работать, непременно должен стать Гейб Хоффман.